время (вы, конечно, обратили внимание, что я не сказал: всё своё
время – это потому, что даже когда он и занимался чем-либо другим – всё равно,
в своём воображении, он был всегда там, под большим ивовым кустом с
удочкой (мы уже знаем, что внучка не заметила нашего героя-рыбака во время
своих попыток с другой стороны Чернавки… хотя, и без всякого
1А.А. Фет.
2Из песенки Джованни Баттисты Перголези, на стихи поэта Рибутта
3Потом уже, в устье построили плотину, и Чернавка стала глубже и шире.
31
честного механика Коппелиуса, она могла бы его разглядеть и узнать…
сидящего под ивовым кустом… Но судьба была – не тогда…) Итак, Эраст
просиживал под кустом, ронявшим глубокую тень на глубокую воду, на
водомерок, на зелёную стрекозу, в больших задумчивых глазах которой,
помещались все (не всё, а все), от самых древних и до наших дней,
глубокомысленные размышления о природе вещей…
В этом же русле, в этом же потоке, об этом же, размышлял-думал
беспрестанно Эраст, лишь изредка, боковым зрением поглядывая на поплавок и,
как бы снисходя, улыбаясь, когда, блеснув блестящим боком и красным
плавником, широкоротый окунёк соскальзывал с крючка или краснопёрки с
красными каемчатыми, как блюдечки глазами, виляли на прощанье хвостиком,
мол: пока, счастливо (здесь ударение на «и»), счастливо оставаться!..
внутренним же, главным взором, рыболов-философ, подобно той же стрекозе
(дитя природы), проникал: зелень дерев, синь неба, кружевной малахит листвы,
жёлтые мели и изумрудные глубины Чернавки; дожди, громы, молнии, туманы,
рассветы, сумерки, луну, звёзды над головой; улюлюканья птиц, звоны
кузнечиков, шёпот трав и треск откушенного яблока…
…или вот ещё прелесть:
Зимой, когда каким-нибудь свежим утром Чернавка застывала вдруг, будто
удивлённая: холод проникал в неё – колюче и дерзко… да так и оставался в
1Тит Лукреций Кар, «О природе вещей», кн. 1.
2Детская колыбельная.
3Е.Евтушенко.
32
ней… внезапно она чувствовала себя не такой, как накануне, когда стремилась,
отбивалась и не давалась – теперь, вроде бы что-то сковывало её свободу и
движение… схватывало и слово в устах, но зато и давало покойное и
неспешное, и ласковое наслаждение удивлением; зимой, когда подруги
краснопёрки уплывали туда, где поглубже, чтоб в оцепенелых мыслях
прокручивать картинки прошедшего лета, с играми в стайки, когда надо было
синхронно, по чуть уловимому знаку главной, поворачивать вправо ли, влево,
вглубь или вверх, и
разные стороны, чтоб убежать от появившегося вдруг невесть откуда, зубами
щёлкнувшего щурёнка – ходили слухи, что не все щурята насильники и убийцы
– есть среди них и те, которые могут сделать твоё счастье, но, поди, разбери
их… во всяком случае, своё счастье искать никому не возбранялось; зимой,
когда снег падал так, что хотелось стать полем, чтоб под мягкой одеяловой
тяжестью мечтать о синем небе и жарком солнце; зимой, когда красноголовые
щеглы, наклевавшись зёрнышек конопли, начинали раньше времени петь
весенние песни, а снегири бочкогрудо рассуждать о щеглах, которые начинали
петь весенние песни раньше времени; зимой наш юный Эраст, как и вся
природа (дитя природы), несколько засыпал, или окоченевал (как подруги
краснопёрки, если хотите), глядя в заиндевевшее окошко, и, в окоченевшем его
воображении виделись ему не прошлогодние зелень дерев, синь неба,
кружевной малахит листвы, жёлтые мели и изумрудные глубины Чернавки,
дожди, громы, молнии, туманы, рассветы, сумерки, луна, звёзды над головой,
улюлюканья птиц, звоны кузнечиков, шёпот трав и треск откушенного яблока;
не прошлые, а будущие: зелень дерев…
Вот такой, цельный, мечтательный, под влиянием среды, сложился
характер… и всё бы было хорошо (много ли встретишь таких задумчивых,
симпатичных и тонко чувствующих зелень дерев молодых людей…), но для
нашей внучки, для нашей Лизы это было, как нож в сердце. Для неё ведь было
главным, что он не замечал ее, а она и не знала, что он не замечает вообще
никого, кроме зелени дерев.
Поэтому, конечно, молодой человек, кассир Эраст не косил глазом в
палисадник – глаз его косил всегда, ах!..