Удивительно то, что голос Тани был схож с материнским. У Андрея – с отцом. Впрочем, и во всем остальном, прослеживалась это последовательность. В манере двигаться, у женщин она была резче, порывистее, как и говорить сбивчиво, быстро и громко, при этом жестикулируя руками, словно дирижёры большого оркестра. А Андрей с Анатолием Сергеевичем демонстрировали во время разговора сдержанность и уверенность. Лишь с возрастом отец иногда срывался, когда ему казалось, что сказанное им не доходит до собеседника. Все остальные члены семьи: Юля большая – жена Андрея, и маленькая, их дочь, умели выразительно молчать и были немногословны, очень ценя каждое произнесенное ими слово. Таня, Леша и Олечка, в отличие от них, были людьми открытыми: не ограничивающими свои эмоции, как правило, позитивными, не стеснялись громко смеяться, плакать, обижаться. Не считали проявление своего характера чем-то предосудительным и не думали его маскировать каким-то этикетом, как они выражались.
– Ты можешь выслушать меня, вы еще не спите? Я не потревожила бы, дело неотложное. В троллейбусе, при людях, не решилась. Как говориться, пришла беда, раскрывай ворота. На Таню подала в суд заведующая детским домом, где она работала. Подложили ей в сумку куртку подростковую, новую, с ярлыком. Она в спешке даже не посмотрела. У ворот ее уже ждала полиция.
В трубке послышалось всхлипывание.
– А все почему? Таня узнала, что заведующая детьми торгует, и высказала ей. Мол, это преступление. А та ей, такая, знаешь ли, вся из себя, дама полусвета преступного мира.
– Дура, в ногах у меня валяться будешь, молить о прощении.
– Там, в детском доме, все на цыпочках перед ней. Тане сотрудницы, что были при разговоре, подсказывают прикладывая ладонь к губам: «Рот закрой».
Мол, молчи, в порошок сотрет. Ан, нет, у нее словно одно место горячим дегтем намазали, вожжа под хвост попала. Взвилась за детей и справедливость, вот и получила. Суд ей будет, замылила детские вещи, сирот обобрала. Ее учат окопавшиеся там старожилы, признайся виноватой, условно дадут. Тебя Лидка, это заведующая, даже не уволит. Она многих здесь так ломала, в свою веру обращала. Будешь с ней за одно и в страхе перед ней. Она наша мама. Станешь овцой в ее стаде. У нашей мамы в думе и во внутренних органах, даже в министерствах свои люди. Она на хорошем счету, образцовая. Благодаря ее получаем премии.
Я слушал и поймал себя на мысли, что сейчас подобным никого не удивишь. Подлость сегодня в порядке вещей.
– Володя, поговори с ней, урезонь, – вновь всхлипывание. Ты же знаешь, мне сейчас с Толей разобраться, похороны его, такая тяжесть. А здесь еще Таня привалила камнем стопудовым. Скажи, что у нее ничего не получится. Она думает, что ты в свой журнал разоблачительный материал дашь. Я ей сказала, что ты там больше не работаешь. Надеется на твои связи. Еще заявила, куда смотрит Бог. Спрашиваю, ты давно такими вопросами задалась.
– Мама, развей сомнение. Почему зло торжествует?
– Дочка, убеждаю ее, Бог шельму метит. Плохое хорошим не закончится. Она мне во зле бросила, словно камнем в лицо.
– Неужели ждать, пока веревочка виться будет.
– Здесь еще Оля, любимая внучка, в больницу попала. Пошла в бассейн, там у бортика плитка отвалилась, как раз в тот момент, когда из воды выходила. Не заметила, живот поранила. Плохо стало от вида крови, упала и расшиблась. А Таня вместо того, чтобы дочь лечить, за правду голову на плаху.
– Софья Федоровна, не надо так мрачно. Все мы, малодушные, сразу в отчаяние впадаем.
Мне самому бы выговорится, – подумал я при этом. На душе такие валуны, и глазами не охватишь, как и беды наши. Сознание на них не хватает. Это как смехом говорят, ум в раскорячку. Но не стал смешить Софью Федоровну в такой момент, обидится.
– Это я сгустила краски для пущей убедительности. Самой пойти к этой заведующей и удавить тварь у всех на глазах. Мне, старухе, все равно. Только не справлюсь со змеей подколодной. Толик с ума сошел бы от всего этого. То Андрея судили, теперь Таню. Так воспитал правильно. У него, куда не глянь, все ровно, что не отмерь, все верно, что не посчитай, все правильно. Андрей много добился «своим» Архнадзором? Деньги ломовые, все снесут, даже исторические постройки. Торговля детьми, такие деньжищи. Лешка, Танин муж, не понимает, зачем это ей нужно. Что она трехжильная? Для этого есть компетентные органы, написала бы на сайт, в Интернете «раструбила». В общем, подала обществу сигнал SOS. Загнется от нервов, а у нее дочь с недобором веса, худая до невозможности. Ну, ты Лешу знаешь, он думает как лучше своими коррективами, а сам только масло в огонь подливает. В общем, дым коромыслом и тартарарам. Внуши ты ей, ты умеешь, пусть умерит свой характер, не воин она. А за той заведующей детским домом, проходимкой, купюры стоят щитом. Таня тебя уважает и романы твои читает. Пусть не обольщается на твой счет. Журнал не ты издаешь, а связи у тебя порваны».
Такие ситуации с разными вариациями сплошь и рядом, это сейчас в порядке вещей.