Сиреневый ветер Парижа

И я перевела даме, что фирма забронировала не двенадцать, а тринадцать номеров, потому что в другой гостинице им отказали в бронировании трех номеров (двух, говорила девушка), и они прислали уведомление по факсу, и бумаги скоро будут, и фирма за все заплатит, не волнуйтесь, им только надо выяснить вопрос со второй гостиницей, которая отменила бронь.

Милая дама не устояла перед нашим двойным напором. Если бы в гостинице было только двенадцать номеров, вся моя переводческая деятельность обернулась бы чистой благотворительностью с моей стороны, но оказалось, что свободных номеров ровно тринадцать. Опередив девушку-гида, я взяла ключи и передала ей, незаметно зажав в кулаке один из них.

– О, — воскликнула девушка, сияя улыбкой, — вы мне очень помогли! Спасибо, спасибо, большое спасибо! Я уже позвонила, мы скоро решим вопрос с оплатой остальных номеров… Скажите ей, что завтра все будет в порядке, хорошо?

Я пропустила группу в отель и прогулялась вверх по улице до церкви, возле которой играли дети. Когда я вернулась в гостиницу, американцев внизу уже не было, и я спокойно прошла в номер, не привлекая ничьего внимания.

Внутри было чисто, тихо и вполне уютно. Стандартный набор двухзвездочной французской гостиницы: кровать, две тумбочки, стол, зеркало, два стула, шкаф для одежды, телевизор, ванная и туалет, над кроватью — картинка в раме. Я тщательно заперла дверь, перегородила на всякий случай вход тумбочкой и отправилась принимать душ.

Было восхитительно ощущать струи воды на коже. С меня словно смыли тяжкий груз прошлого, не знаю, как это объяснить иначе. Покончив с душем, я разложила одежду на кровати и стала тщательно ее осматривать в поисках возможных зацепок. Меня позабавило, что, оказывается, на белой футболке против сердца была нарисована маленькая черная мишень. Никак не ожидала встретить чувство юмора у людей, избравших смерть своей профессией. Но в карманах не было абсолютно ничего. Просто ношеная одежда, но довольно опрятная. Так как у меня не было особого выбора, я оставила ее. Разгуливать голой по улицам самого красивого города на свете не входило в мои намерения.

Затем я занялась своей головой. Я смешала содержимое двух тюбиков и размазала его по волосам, больше всего беспокоясь о том, как бы оно не попало мне в глаза. Часов у меня не было, и я просто сидела и зевала, ожидая, пока истечет (или не истечет) время, указанное в инструкции. Как только кожу начало щипать, я метнулась в ванную.

Скажу сразу же: ничего не изменилось, волосы остались почти такими же, какими были, только чуть-чуть, самую малость, порыжели. Я встряхнула упаковку краски и обнаружила, что забыла всыпать порошок осветлителя. Если бы моя покойная мама услышала, какими словами я ругалась, она бы не узнала свою дочь. Вдобавок я обнаружила, что фен, находящийся в ванной комнате, не работает.

Я растрепала волосы, чтобы они быстрее сохли, натянула одежду с чужого плеча (инструкция, помимо всего прочего, грозно возвещала, что пятна данной краски с материи не выводятся) и предалась печали. Достав мелочь, которая у меня оставалась, я пересчитала ее и убедилась, что пять с чем-то евро и не подумали за время моего отсутствия превратиться в пять тысяч. Волосы все еще были мокрые, и от скуки я достала пистолет Вероники и начала упражняться. Поскольку он был разряжен, я могла делать с ним все, что мне заблагорассудится. Я вытащила обойму, вернула ее на место, сняла с предохранителя, прицелилась, нажала на спуск, и так несколько раз. Потом я достала пистолет недоумка (или, наоборот, чересчур умного), из которого меня едва не продырявили. Я проверила обойму — в ней осталось семь патронов, и я повеселела, подсчитав, что на Веронику Ферреро и на ее сообщника у меня будет по три с половиной пули. Я целилась в свое отражение в зеркале, пробуя держать пистолет то так, то эдак. Допускаю, что со стороны это могло выглядеть смешно, но коль скоро речь шла о моей жизни, я не собиралась продавать ее задешево.

Закончив упражняться, я засунула пистолет в карман, предварительно убедившись, что он стоит на предохранителе, и тут наверху заворковал телевизор. Я включила свой и убедилась, что в отличие от фена он работает вполне сносно. Налицо был полный набор французских каналов плюс пара новостных на английском языке. Я пощелкала кнопками, надеясь что-нибудь узнать о Принце или о его бывшей подруге, превратившейся в непримиримого врага, но какое там! Почти всюду обсуждали одно и то же — архиважный матч французской сборной, который должен был состояться сегодня. Англоязычные новостные каналы французским футболом не интересовались, но их рассуждения о том, что мировой кризис углубляется, однако оснований для паники пока нет, действовали мне на нервы. Волосы почти высохли, и я лениво раздумывала, что сегодня мне уже не удастся добраться до посольства. Вообще, если все сложится удачно, я смогу переночевать здесь, а утром тихо исчезнуть.