Сири с любовью. История необычной дружбы

Единственное, что меня беспокоило у Гаса, это его нелюбовь к прикосновениям. Ему не нравилось, когда его трогали, и он плакал, напрягался, отворачивал голову. Но и мне не особенно нравится, когда ко мне прикасаются; когда я думаю о своем Круге Ада, то там меня вечно, бесконечно массируют. Что ужасного, если у Гаса обостренное чувство осязания?

Так и есть. Очевидно, доктора не любят, когда им говорят: «О, ему нормально с самим собой». В классическом романе-воспоминании 1967 года «Осада» впервые был описан опыт воспитания ребенка с аутизмом. У автора этой книги, Клары Клэрборн Парк, уже было трое детей, и она заподозрила неладное, потому что ее дочь ни о чем не просила: «Если тебе все равно, придет мама или нет, ты вряд ли ее позовешь. Если у тебя нет желания достать мишку, то ты не будешь тянуться к нему изо всех сил или просить словами». Раньше я радовалась, что Гас такой простой ребенок. Он не просил, не тянулся, не требовал. Правда, были те самые проблемы с прикосновениями.

Когда кто-то из друзей предложил мне брать его с собой в постель и обнимать, я посмеялась. Во-первых, нежные объятия не входили в его телесный словарь. А потом, я была не из тех изящных мамочек. Весьма объемистая. «Естественное родительство», термин, брошенный педиатром Уильямом Сиарсом, основано на теории возрастной психологии, которая утверждает, что эмоциональная подпитка ребенка в большой степени определяется первыми годами жизни. Постоянное присутствие родителей и их внимание к нуждам ребенка не только помогают сформировать у него сильную связь с родителями, но также сообщают ему о безопасности в мире. Семейная кровать – когда родители спят с детьми – очень важный принцип естественного родительства.

Был ли у меня другой способ, кроме укладывания Гаса в свою кровать, показать ему, что мир – безопасное место? Может быть, укладывать его спать с копией моей страховки, зажатой в его маленьком кулачке? Семейная кровать наводила на меня ужас, как одна из тех конструкций для людей, которые всеми силами хотят избежать близости с теми, с кем близость предполагается, а именно с партнерами. Если вы позволяете ребенку стать вашей мягкой игрушкой, какого рода взрослой близости вы избегаете? Мне как-то попалось исследование: оказывается, от 40 до 60 процентов американцев спят в кровати со своими собаками. (Цифра меняется в зависимости от размера собаки. Очевидно, что померанским шпицам везет больше, чем ньюфаундлендам.) Я бы никогда не позволила моему любимому золотистому ретриверу Монти спать со мной. Так был ли шанс у Гаса?

Ну ладно, хорошо. Я стала читать об этом, и, может быть, в этой тесной связи что-то и было, хотя я просто думала: «Все торопятся, он привяжется в свое время». Я стала укладывать Гаса в свою постель. В те ночи, когда со мной был Джон, я возвращала Гаса в его собственную кровать. Но несмотря на то что Гас отставал в развитии по всем статьям, он хорошо для своих трех лет понимал, что может просто встать и присоединиться ко мне или к нам с Джоном.

Сначала ночь с Гасом в кровати была словно глубокий проникающий массаж, потому что его отдельные части не прижимались ко мне, а сжимали мои руки и ноги снова, и снова, и снова. Так что я просыпалась, перекладывала его на другую сторону кровати и пыталась вздремнуть час-другой, пока он не просачивался обратно, и все повторялось.

Недавно я узнала, что причина, по которой Гас так тесно прижимался, была непосредственно связана с аутизмом. У него была проблема с проприоцепцией, то есть с ощущением своего тела в пространстве. У Гаса не было четкого представления, где заканчивается он и где начинается другой человек. Прижимая меня во сне снова и снова, он использовал мое тело, чтобы сориентировать свое собственное.

Теперь я это понимаю, как понимаю и то, почему он до сих пор сталкивается с людьми на улице. Но тогда все, что мне было известно, это (А) я постоянно просыпаюсь от толчков и (Б) утром у меня обнаруживаются синяки.

Но вскоре я заметила еще кое-что. Через несколько месяцев такого режима Гас стал смотреть на меня. Не на других, но на меня, а также на своего отца и брата. Он перестал съеживаться, когда к нему прикасались. Со временем он уже не сторонился людей, но не мог пройти мимо тех, кого знал, не поприветствовав их «кулаком в кулак». По отношению ко мне и к своему отцу он стал «серийным обнимателем» – обнимался так часто, что мне пришлось установить Правило Трех: нельзя прицепляться ко мне, как рыба-прилипала, чаще, чем три раза, в любом общественном месте. И если ты берешь меня за руку, когда мы переходим улицу, то не можешь покрывать ее поцелуями. Даже в те дни, если я не останавливала его, он продолжал все это проделывать под музыку, звучащую у него в голове. Я знала, что он мыслит под звуки хора «Аллилуйя» из оратории «Мессия» Генделя, когда ощущала поцелуи на своей руке: «Поооцелуи, поооцелуи, поцелуи, поцелуи, поцеееелуи…»