Сири с любовью. История необычной дружбы

Гас проделывал все эти вещи с радостью. Он никогда не испытывал никакого страха. Если он и замечал запах гниения или аммиака, который так часто сопровождает последние недели жизни, то не обращал внимания. С Гасом никогда такого не бывало, чтобы он не взял старика за руку или не обнял его, даже если тело на кровати не могло обнять его в ответ. Чаще всего я думала о дефиците понимания такой абстрактной концепции, как смерть, и, конечно, это дефицит. Но я видела положительную сторону непонимания Гасом этой концепции в каждом объятии, в каждом прикосновении, в непонимании того, что мои родители уже не встанут с кровати.

* * *

Когда Генри было семь или восемь, он выбрал подарок на следующий день рождения своего отца: инвалидную коляску. «Мама, это будет здорово. Мы будем катать его повсюду, и у него больше не будут болеть ноги». То было время, когда Джон еще отлично передвигался, сопровождая Гаса каждые выходные в его обожаемых походах в аэропорт, на вокзал, на центральный терминал. В то время Генри как раз открыл для себя, что медицинское оборудование – это круто; он страстно желал кислородный баллон, и потребовались некоторые усилия, чтобы убедить его в отсутствии у нас необходимости иметь дома такую штуку.

Те годы прошли, и Джон, который всю жизнь избегал докторов, начал прокладывать себе путь через недомогания. В этом году: замена сердечного клапана из-за стеноза аорты, удаление глубокой базально-клеточной карциномы в носу, что потребовало пересадки кожи. Он все еще воздерживается от пересадки коленного сустава. Несмотря на то что он успешно перенес серьезную операцию на сердце, Джон убежден, что пересадка колена убьет его. Он больше не может сопровождать Гаса на прогулках. И в этом году он уже не поехал в Англию повидать родных. Джон регулярно ходил в спортивный зал, трижды в неделю, но теперь посещения становились все более редкими. Хотя он до сих пор каждый вечер возвращается в свою квартиру на метро – потому что побег от климактеричной жены и двух мальчиков-подростков, вероятно, стоит таких усилий, – но я не уверена, как долго он еще сможет все это проделывать. Он становится все медлительнее и слабее.

Тот стержень внутри еще существует, и иногда это сводит с ума. Это также и отсутствие гибкости, даже в тех случаях, когда небольшое изменение пошло бы ему на пользу. В колене Джона кость трется о кость, и он все равно настаивает на том, чтобы ехать домой на метро, хотя ему очень трудно ходить; такси даже не рассматривается, потому что ему, вероятно, придется разговаривать с шофером. Это напомнило мне…

«Слушай, ты в итоге прошел тот тест, который я дала тебе?» – спросила я Джона пару недель назад.

«Прошел», – ответил Джон.

Я схватила опросный лист прежде, чем он передумал, и, пока я читала, челюсть у меня отваливалась все ниже – потому что его ответы на вопросы открывали человека, который не имел никакого отношения к тому, за кем я была замужем двадцать пять лет. В ответ на утверждение «Я не расстроюсь, если мой ежедневный порядок будет нарушен», Джон написал: «Немного не согласен». И это говорит человек, которому нужно отправляться домой на одном и том же поезде, в то же самое время, каждый день его жизни. Мне особенно понравился его ответ на это: «Другие люди часто говорят мне, что мои слова звучат невежливо, даже если я сам думаю, что они вежливые». Джон поставил крестик рядом с «Категорически не согласен». Раньше в тот же день он вошел ко мне в кабинет, посмотрел на моего соседа Спенсера, который только что вернулся от парикмахера, и сказал: «Мне больше нравится, когда у тебя волосы длиннее. Ты выглядишь моложе». Несколькими днями ранее, когда я произносила жаркую речь о необходимости снижения веса, он внимательно осмотрел меня и сказал: «Твой живот не такой уж ужасный. И ты грушевидной формы. Это намного лучше для здоровья, чем быть в форме яблока».

Вот спасибо! Большую часть своей жизни я провела, мысленно отвечая на «вежливые» наблюдения Джона словами: «Кто тебя спрашивал?»

Учитывая его сомнительные ответы на тест, в результате оказалось, что Джон полностью «нейротипичный», то есть обычный. Когда я заполнила тест ответами, основанными на моих собственных двадцатипятилетних наблюдениях, он погрузился в расстройство аутистического спектра по самые свои больные колени.

* * *