Сирийская жара

Планировалось в МИ, что он будет выезжать на научные конференции за границу и там вести такую же подрывную работы среди иранских диссидентов-эмигрантов, какую периодически выполняла и художница.

…Сегодня он ждал Симин с особенным нетерпением, выкурил не одну лишнюю сигарету. Не то чтобы он заботился о своем здоровье, скорее беспокоился о кошельке. Курил самые дешевые сигареты «Forvardin», но и в этом себя ограничивал. Вообще Фируз отличался скупостью, считая это неплохой чертой, поскольку инфляция в Тегеране росла, а зарплата в университете не резиновая, даже если считать преподавательский приработок.

Фардин то и дело выходил на балкон, смотрел на пик Точала, окутанный густым туманом с примесью смога. Жара душила, а снизу из безветрия каменного города поднимались бензиновые пары, причудливо смешанные с ароматом зацветшей акации. Дневные тридцать градусов стали уменьшаться, но духота осталась.

Обернувшись к балконной раздвижной двери, Фируз прислушался. Нет, показалось, что звонят в дверь. Он бы увидел машину Симин внизу на улице.

В комнате уютно светился круглый светильник, подсвечивая новый небольшой аквариум с двумя золотыми рыбками, оставшимися после двух наврузов, прошедших после того ареста Фардина и гибели рыбок, что жили у него раньше. Во время обыска аквариум разбили. Эти две новенькие начали отсчет новой эры в Тегеране для Фируза.

Вернувшись с балкона, он сходил на кухню, достав из холодильника кубик льда, опустил его в аквариум, чтобы слегка охладить воду. Льдинка звякнула о стекло, рыбы удивленно проводили ее выпученными глазами. Этот звук совпал со звонком в дверь.

Симин зашла и, только когда дверь за ней закрылась, поцеловала Фируза в щеку, колючую от короткой бороды. Она с улыбкой, затаенной в больших глазах продолговатой формы, посмотрела на стоящие в коридоре его ботинки. Он всегда их ставил носок к носку, пятка к пятке, и Симин подшучивала над педантизмом Фардина, иногда и раздражалась, в зависимости от настроения. Сейчас она нервничала и пнула его туфли, продолжая все же улыбаться. Прошла в комнату, не разуваясь, по старинным коврам, доставшимся ему от дяди — бывшего офицера иранской армии, героя Священной обороны[19].

Фардин покачал головой, поставил туфли как прежде и проследовал за ней. Симин уже налила себе воды из графина и стояла напротив собственной картины, висящей перед диваном. Попивала воду и скептически разглядывала абстрактную фигуру быка, написанную маслом.

— Надоело. Надо тебе новую подарить, а эту в спальню перевесить.

— Если ее туда перевесить, я не усну. Что с нашей курдской девушкой?

— Я отвезла ее на конспиративную квартиру. Там ее никто не потревожит. Еда есть, — Симин села на диван, устало откинулась на спинку. — Столько часов за рулем!

— А проверки не будет, кого ты там заселила в квартиру? У вас принято перепроверять разведчиков?

— Как и везде. Но перепроверяют, когда проводишь встречи с агентом и чеки на обед слишком большие. Могут сделать контрольный визит к агенту и поинтересоваться, в самом ли деле он так плотно пообедал с куратором? А тут я просто укрываю нужного мне человека. Если недолго, то никто не сунется, особенно если есть в сопроводиловке пометка, что человек не должен быть засвечен. Незачем его видеть кому бы то ни было, кроме меня. Но все же поторопиться стоит. Когда будут готовы ее документы?

— Ты мне отдаешь ее фотографии и детские?

— Ах да, — Симин достала из кармана своего короткого, до середины бедра плащика флешку. Затем сняла платок и плащ, оставшись в джинсах и алой блузке, яркой и пышной. Она напомнила Фардину мятущийся на ветру в степи Ирана весенний мак. Но маки уже отцвели, а Симин — вот она, в его комнате.

Фируз с трудом отвлекся от посторонних мыслей и спрятал флешку.

— Думаю, дня три-четыре. Документы уже собственно, готовы, нам не хватало фотографий.

— Кто она? — художница прилегла на диван, и ее густые волосы с медным отливом разметались по кожаной подушке.

— Не твоего ума дело! Сколько раз я тебя просил не душиться этими духами! — поморщился Фардин. Аромат отвлекал его и навевал совершенно не деловые мысли.

Симин это знала и пользовалась подобными уловками. Она засмеялась. Художница, воспринимавшая Фардина как недотепу-ученого, книжного червя, вдруг обнаружив, что рядом с ней опытный, сильный, изворотливый разведчик, очевидно, находящийся выше ее по положению во всех смыслах, не сразу приняла это.