Сирингарий (СИ)

Тот поклонился, вышел. Сумарок проводил его взглядом: от хромоты ни следа не осталось.

Вздохнула Красноперка, на подушки откинулась. Бледна еще была, что первый снег. Волосы и те, кажется, поблекли.

— Никогда такую слабость не ведала, не чуяла, — поморщилась девушка. — Спать все время тянет, до нужника дойти уже за подвиг. Мальханка вон снадобья оставила… Горькие — страсть!

— Рад, что жива ты осталась, Красноперка. Поправишься, благо, есть теперь о тебе попечитель заботный.

— То правда, — смущенно улыбнулась Красноперка, глазами вскинула. — Я тут думала… Много думала… Всю жизнь гналась-гналась, скакала-скакала, а чудом не померла. Что нажила? С чем осталась?

Вздохнула, отвернулась к стене. Помолчала и наново заговорила.

— За девчоночкой-от я присмотрю, пусть твое сердце не тревожится. Ты ведь за нее хотел просить?

Сумарок молча голову нагнул.

— Знаю тебя. — Слабо улыбнулась Красноперка. — Думала я и раньше большой дом собрать, под сирот-бродяжек, чтобы мастерству их обучить, чтобы к труду честному приохотить, да чтобы в тепле были, в сытости, в призоре… Много ли радости скитаться, что пес подзаборный?

— Доброе дело затеяла, — поддержал Сумарок.

— Все откладывала да откладывала, какой мне припен с этого доброго дела, думала? А тут, кажется, и пора бы. Слуда сказывал, ты меня откачал?

Сумарок плечами повел:

— Вместе с ним бились, он первый тебя на руках из лукошка вынес.

— Благодарю, Сумарок, что в стороне не остался. От слов своих не отказчица: надумаешь дом брать, так вот она я, на какой покажешь, тот твой.

Поклонился Сумарок, за доброту благодаря.

Красноперка губу закусила, молвила горько:

— Знаю, что подарка ты такого от меня в жизни не примешь, упрям больно. Но так и я упертая. Дай только повод, тогда уж не отвертишься!

Улыбнулись друг другу, обнялись на прощание.

За дверью Слуда поджидал, тихо с Олешкой беседовал. Девочка ему вверилась, ласкалась, как к брату. Махнул им Сумарок, да пошел вниз по лестнице — пора было и к ужину торопиться.

А как вернулся в их с Амулангой горенку, как дверь распахнул — ахнул от радости.

— Варда!

Старший кнут навстречу шагнул, обнял приветно, по спине погладил.

— Вот так встреча!

— Задержался в пути, Амуланга мне уж насказала, что у вас тут содеялось. Завтра же возьмусь те ходы смотреть, лукошки под печать, чтобы не случилось больше лиха…

Амуланга, непривычно смирная да румяная, с волосами влажными, на стол собирала, как добрая хозяюшка. Синяка на щеке будто и не бывало.

Позвала.

— Кончай лизаться! Садись, пока горячее.

— Сама стряпала?

— Не бойся, у хозяев доняла, — фыркнула мастерица.

Затихла, когда Варда ласково по плечам провел. Потерлась о ладонь кнута, точно кошка.

Сумарок голову к чашке опустил: на чужую любовь глядеть всегда смущался, как и свою на люди выставлять. Непривычен был к ласке семейной, а тут кольнуло так, что дыхание перехватило. Ровно домой пришел, подумалось. Амуланга по возрасту матерью могла быть ему, а Варда — тот всегда ровно отец наставлял-вразумлял, утешал да советовал…

Зажмурился, щеку укусил, чтобы с лицом совладать.

— Чего ты?

— Или невкусно? Так я пойду, на голову стряпухе вывалю…

— Нет, что ты, что ты! Очень вкусно. Так… мысли глупые.

— Ну тогда ничего нового, как обычно.

Сумарок, чтобы сердце успокоить, так заговорил:

— Мне вот что непонятно осталось: кто же стучал-настукивал, кто вестил? Не Олешка, не Красноперка…

— Как стучали хоть? — спросил Варда.

Сумарок прикрыл глаза и отбил ногтями: три быстрых, три долгих.

Варда удивленно головой вскинул.

— Не путаешь ли?

— Еще бы мне путать,если этот стук меня всюду преследовал. Уж думал, головой повредился.

— Сигнал то бедствия, — медленно, вдумчиво произнес Варда.

Опустил подбородок на переплетенные пальцы, прикрыл глаза.

— Отчего же я его слышал, а прочие — нет? Кто же сигнал тот мне настукивал? — пытал Сумарок кнута.

— Так сразу не отвечу, Сумарок, — откликнулся Варда. — Задачка со звездочкой. Сам не ведаю.

Сумарок искоса на браслет поглядел. Хотел и на его предмет полюбопытничать, но сдержался.

Не дело закидывать приятеля загадками, будь он трижды тебя умнее, а думать да решать за тебя все одно не должен.

За беседой быстро время пролетело. После ужина Сумарок поднялся, засобирался.

— Ты куда это на ночь глядя? — справилась Амуланга.

— Вниз сойду, там нынче скрипочку играют, послушать охота.

Прищурилась Амуланга, быстро поглядела на Варду, поняла, смутилась на миг, вспыхнула благодарностью, потупилась.

— Что же, раз так решил, то дело твое, долго не гуляй, всего хорошего, — напутствовала, до двери провожая.

Внизу в самом деле на скрипке играли: худенький мальчонка, сам что смычок льняной. Нежно скрипка звучала, светло, тепло да печально; ровно песнь журавлиная прощальная. Инда компании веселые поутихли, заслушались, головы удалые склонив. Сумарок постоял немного, оставил малую денежку, во двор выбрался.

Вдохнул воздух чистый, первым морозцем прокаленный.

За ухом пса потрепал, угостил косточками, что со стола припас.

Прислушался: скрипка плакала, лаяла в чужом дворе собака, нестройно пели на другой улице. Стука не было.