— Идет, чаруша, — оскалился Сивый.
Руку протянул, и Сумарок по раскрытой ладони своей пятерней ударил. Странный обычай, но чаруше он нравился.
***
Ирфа на животе лежала, плямкала в воде пальцами. Студена водица в Утице, густа от мороза, ровно каша масляная…
Холода Ирфа не боялась, легко рядилась и зимой, и летечком. Что мороз! Вот от жары поди укройся.
Тихо было. Кто на промысел ушел, жемчуг зимний собирать, кто по хозяйству колотился. Вдруг — голоса чужие. С вязиги доносились, что шнурком землю матерую да Уточку вместе держала. Ирфа голову повернула, вскочила, одежду одернула, расшиперилась. Очелье поправила, рясны — сама мастерила, с пухом лебяжьим, с жемчугом.
Негоже перед чужаками неряхой-распустехой показываться, что о лугаре подумают? Уточка, может, и малое место, но славушка о нем добрая идет. И как не идти, коли здесь жемчуг ловят-сбирают, а кажна жемчужинка ровно вишенка, крупна да наливчата?
Вот, показались пришлые. Было их двое, оба пешие, оба молодцы, один высокий, второй пониже да летами моложе.
Рыжий улыбкой откликнулся, поклонился.
— Здравствуй, красавица. Верна ли дорога, здесь ли Уточка?
— И тебе путь-дорога, молодец, — Ирфа в ответ поклонилась, ладонь к сердцу прижала. — Здесь она и есть. Али ищешь кого?
Загляделась невольно. В Уточке мужеский пол ровно на одну колодку делан был: и стар и млад белобрысы, с глазами прозрачными. У гостя же волосы в хвост были стянуты, так и сверкали. И глаза горячие, синие, как морозец-цветок, что лугар под конец осени узорчатым полотном покрывал.
На спутника его не осмелилась прямо смотреть, только мельком оглядела.
Волос пепельный, лицо острое, нелюбое.
Глянул в ответ — точно холодными ножами к коже.
— Нам бы пристать на ночь-вторую к кому. Может, знаешь дом какой гостевой?
— Как не знать, молодец. Пойдем, сведу.
Лугар Уточка всему Сирингарию известен был.
Не как прочие лугары да узлы встал. Сказывали, изначально плыл он привольно, сам по себе, по большой воде, а случалось — нырял. От того Уточкой его люди прозвали, от того стереглись дома ставить, хозяйство заводить. Из чего сотворен был, одна Коза ведала, а не росли поначалу на нем ни травы дикие, ни древа. Потом пришли кнуты на выручку людям, на сворку посадили Уточку, подперли камнем да железом.
Потихоньку обжили Уточку птицы да звери, землицы нанесло, а там и люди поселились. Открылось тут же озерцо, ровно родничок на темени. А в озерце том жемчуг родился, да такой баский, что по всем войдам-дебрям прославился.
Самый лов как раз под конец осени наступал. После уже добычу на ярманки отвозили, а много тут же сбывали: не было нехватки в покупщиках, налетали, что щуки на мотыль.
Дом гостевой под них и состроили. Знатный, поместительный, в два подъема, да с подызбицей, да с просторным двором. Держал дом Гордиян, мужик на возрасте, из пришлых: голову инеем побило, а все осанист, хваток, крепок.
Покуда по улице шли, всякий встречный глаза пялил. Ирфа гордо голову держала. Рыжий оглядывался с интересом; спутник его будто сквозь глядел. У въезда остановились.
— Вот, молодец… прости, не ведаю имени твоего да батюшкиного.
— Сумарок я, — просто сказал парень.
— Сумарок, — Ирфа улыбнулась робко, — я Ирфа.
Сумарок голову склонил.
— Чать, ты не из местных?
— Обмен я, — Ирфа опустила глаза. — Жемчужная невеста.
Кнут фыркнул сильно, точно конь. Ирфа ажно вздрогнула. Голоса его до сих пор не слышала.
— А скажи, Сумарок, по какой надобности ты… вы к нам пожаловали?
— Всякое люди толкуют, проверить надобно.
— Не всякому верь, что плетут, — тихо сказала Ирфа.
Сумарок прищурился. Только сейчас разглядела Ирфа, что один глаз, с солнечной стороны, у него будто не совсем человечий.
— Или ведаешь что?
Ирфа быстро огляделась.
Молвила громко, напоказ.
— Мои работы по всему Сирингарию хвалят, добрый молодец. Из первейших я низальщица-мастерица. Уж коли будет твоя воля, так вечерком снесу к тебе примеры, чтобы не думал, что зря бахвалюсь.
— Приходи, коли так. Приноси работу. Авось, что глянется.
Улыбнулась Ирфа, поклонилась еще да прочь зашагала.
От сердца отлегло, на душе ровно пташки запели. Неужели привела Коза избавителей?
Комнатку хозяин отдал добрую, опрятную. Сторговались быстро. Хозяин все на кнута косился, и, думалось Сумароку, вовсе без платы готов был и кров, и харч поставить, но тут уж чаруша решал.
— Что значит “обмен, жемчужная невеста”? — справился Сумарок первым делом, как скинул пестерь да куртку.
Кнут к окну отошел, зачем-то откосы потрогал, на потолок взглянул задумчиво.
— Ты зимний жемчуг видал?
— Слова знакомые, а видел ли…
— Да у каждой девицы при богатых родителях али муже-толстосуме венец тем жемчугом расшит, или ошейник заткан. — За горло себя прихватил. — Ну, ожерелок. У Калины нашего тоже порядком навешано, как клещей на собаке…
Сумарок лоб потер, нахмурился.
— Это который с вишню, что ли?