— Что, — спросил, — мимо краюхи пройти да не отщипнуть? Сдобна-рассыпчата?
Сумарок промолчал, только брови свел. Сивый на то посмеялся.
— Понимаю. Сам такой.
Тут уж чаруша не сдержался, отвечал едко:
— Как же, слышал изрядно. Добрые люди рассказали. В каждом лугаре по крале, в каждом узле по пиз...по елде.
Кнут руками всплеснул.
— Наговор!
— Как же, — в тон повторил Сумарок.
Озлился на самого себя. Как заталдычило на одном месте, будто и сказать больше нечего. Дальше шагали молча. Сивый прутиком помахивал, как если гусей пасти думал. Сумарок чувствовал на себе взгляд кнута. Мутило — будто его провинка. Рот жгло, точно сырой крапивы нажрался. И середку пекло.
Не всегда так встречались: Сивый был разговорист, смешлив, много знал, умел много. Сумарок порой так от его рассказок хохотал, что ребра ныли. Да и руку ему поставил, с сечицей обходиться учил...А вот как случалось подобное, так оба словно о стену бились.
Хорошо, что скоро не до раздумок стало.
Выросло перед ними: привалившись к древу, наискос, стояло пугалище. Навроде куклы в рост человеку, из дерева да соломы да лыка сотворенной, обряженной в человечьи же вещи. Стояло так, с вытянутой рукой.
— Оно, — хрипло опознал Сумарок, — я когда в беспамятстве мотался, наткнулся, думал — живое. А вот как...
Сивый прищурил глаза, резанул куклу прутком. Усмехнулся коротко.
— Люди говорит, волковой жонки проделье, — Сумарок рассматривал куклу, — но не на погибель же делано. Смотри — на тропу указывает. Если кто заблудится, так выведет.
— Твоя правда, — нехотя отозвался Сивый.
Дальше пошли, вскорости и вторую обряженку нашли. На этот раз — мужицкого уряда. И порты, и рубаха с подпояском, и картуз на ем. Честь по чести. И тоже руку тянул — как раз на тропу.
— И дождь-град не побил, и птицы-звери не попортили, не поели, — удивился Сумарок, — кто такой мастер?
— Добро бы мастер. Паче — мастерица, — сказал Сивый непонятное.
Будто в ответку, залилось, засмеялось тут тихим смехом, и оба встали.
Сумарок поднял голову и увидел.
Сидела на дереве, на нижней ветке, девушка. Как не углядел до поры? Или глаза ему, чаруше, замазала? Грызла девица яблочко, болтала ногами. Черные волосы у ней были коротко, под затылок, обкусаны, снаряга — мужицкая. Щеки ввалые, нос сорочий, глаза быстрые, умные.
Удивился Сумарок. А Сивый же вовсе столбом застыл, а потом зашипел, качнулся, о земь хлопнулся и вскинулся уже не человеком — волком.
Бросился с места, но девица швырнула в него яблоком, а сама резво кувыркнулась — через голову. На ноги ловко встала. Хлопнула, топнула: будто из-под земли выскочили колья-рогатины. Сумарок закричал.
— А ну, — загремело вдруг, — прекратить!
Все замерло.
Откуда ни возьмись, вырос между спорщиками великан. Одной рукой держал за химок волчину, второй рукой бестрепетно сжимал девицу за шкирку... Третья и четвертая руки были сердито сложены.
Сумарок охнул. Вскинул сечицу, но великан-усилок поглядел на него и сказал негрозно:
— Здравствуй, Сумарок. Наслышан изрядно. Жаль, что вот так свиделись.
Чаруша сечицу и опустил.
***
Сидели так: по одну сторону кнут, названный Вардой, с душой-девицей, по другу сторону кнут Сивый, с самим Сумароком. Поглядывали друг на друга через стол.
— Милый щенок у тебя, Железнолобый, — сказала девица Сивому, — рыжий-синеглазый, молоком пахнет. Как назвал?
Сивый ощерился, показав все зубы сразу.
Варда опустил руку на плечо девушке, поднял голову.
— Сумарок я, — представился чаруша. — А ты кто будешь?
— Амуланга.
— Значит, твои куколки?
— Мои, касатка,— девица сверкнула глазами.
Сумарок тут поднялся, не заленился, в пояс поклонился.
— Благодарствую. Выручили меня из беды твои куколки, мастерица.
— Дела! Вот, поучись у свово слетышка вежеству, Сивый, — сказала на то Амуланга.
— Я лучше тебя поучу, кикимору востроносую, хворостиной да по тощему крупу.
Варда сжал ладонь, в которой до поры катал камешек. Хрупнуло. Ссыпал крошку, в тишине продолжил низким спокойным голосом.
— Мы тут не за этим. В одном перегоне узел есть. Неподобные дела там творятся. Ходит что-то кругом, крутит-мутит. Людву прибирает. Я смотрел, Амуланга глядела — нет результата. Ловушки ломает. На глаза не кажется. Хитрая бестия, разумная.
Сивый тут встрепыхнулся:
— Погоди, брат, разве узел тот — не Гроздовик?
— Он.
— Ха! Так с чего наша печаль, ежели не наш там скот выпасается?
Варда поглядел на Амулангу, та глянула в ответ.
Нахмурился Сивый.
— Или не Яра-шкуродер там управляет?
— Он, — опять вздохнул Варда и, видно, решившись, растолковал. — А только нет его боле. Запропал. Пока нового не поставили, меня нарядили присматривать.
Сивый протяжно свистнул — как вьюга взвыла.
— А мне не сказал!
— Мыслил — сам разберусь, — покаянно развел руками Варда, — да не случилось.
Сивый потер подбородок.
— Или не хотел, чтобы я тут ходил-бродил, авлетку твою пугал?
— Кто тут авлет, еще надвое сказано, — фыркнула Амуланга.
Решительно прихлопнула ладонью по столу.
— Вот что, кнуты-братья. Вы пройдитеся, между собой потолкуйте. А мы пока с чарушей тут по хозяйству управимся. Правильно?
***