Вот и наступил день смотра.
Андрейка сидел на своем мерине и с некоторой тревогой ожидал исхода это предприятия. Ведь если его не поверстают на службу по какой-то причине, то даже ту четверть поместья отцовского заберут. Да и вообще – подвесят его в непонятном состоянии. Если бы он хотел приключений, то охотно бы на это согласился. Но он не горел желанием поиграть в «мушкетеров короля». Особенно теперь, после свадьбы, которая очень сильно его потрясла. Точнее даже не сама свадьба, а то, что произошло после нее, когда он со своей молодой супругой уединился, чтобы консумировать брак…
Темная небольшая комнатка.
Лишь в углу горела тусклая лампадка у иконы.
Достаточно просторная постель, точнее топчан, была покрыта простыней из беленого льна, поверх шкур.
Марфа вошла и сразу стала испуганно жаться к стенке, смотря на Андрея затравленным взглядом. А по ее щекам потекли слезы. Снова. Она считай всю свадьбу проревела. Но поджав губы держалась, весь вечер держалась, чтобы не сказать ничего лишнего хотя было видно – хотела. И в церкви соглашаться явно не рвалась, но…
«Жена… – пронеслось у парня голове… – Твою же мать… во что я вляпался?»
Но отступать было поздно. Там – за дверью – находилась толпа новых и старых родственников в изрядном подпитии. И все они ждали крови на простыне. И уже не отвертеться.
Андрейка подошел к девушке и взял ее за плечи. А дальше завис. И даже как-то опустил взгляд, погрузившись в свои моральные терзания.
По местным меркам – все хорошо. Они оба считались совершеннолетними. Но он-то продукт XXI века. Поэтому ему, с высоты сознания без малого тридцатилетнего мужчины все происходящее казалось несколько диким. Ведь эта девушка была для него ребенком. Да, половозрелым. Но ребенком. Во всяком случае – по уровню развития личности.
Однако Марфа восприняла эту нерешительность и потупленный взгляд иначе. Она всхлипнула еще раз. Тяжело вздохнула. И попыталась взять инициативу в свои руки, буркнув:
– Эх… ничего-то ты не понимаешь, Джон Сноу…
– Что ты сказала?! – обалдел Андрейка крепко сжав ее плечи, не давая вырваться.
– А? Ничего. Не обращай внимания. Это наше… семейное…
– Так ты из одичалых? То-то я смотрю яблоками мочеными кидаешься.
Марфа выпучила глаза от удивления, уставившись на Андрейку. Тот, с точно таким же выражением лица, смотрел на нее. Так они и простояли, наверное, с минуту или даже две, пока парень, нарушив тишину, не спросил:
– Когда?
– Когда я тут оказалась?
– Да.
– Сразу после нападения татар летом.
– Я тоже. А как все произошло?
– Я сидела за компом в шлеме виртуальной реальности. Тут меня что-то ударило, как будто током. Сильно. И темнота. Очнулась в комнате на лежанке, уже в этом теле.
– А по какому адресу?
Марфа ответила.
– А квартира?
– Двадцать пять.
– Ай да профессор!
– Профессор?
– Да. Меня он забрасывал сюда специально, так как там я был смертельно болен. А он, видимо, как-то и тебя зацепил.
– Профессор… профессор… Погоди ка. Клим Дмитриевич Дементиев? Из двадцать четвертой квартиры?
– Он самый.
– Не знала, что он был профессором.
– Ты с ним была знакома?
– Он какие-то исследования проводил и ему не хватало вычислительных мощностей. Вот он и попросил поставить у меня программку для переноса части вычислений на мой компьютер. Машинка у меня мощная… была…
– Ясно. А как звать тебя на самом деле?
– Алиса.
– А я Андрей. Там так же звали. До смешного. Прохоров.
– Прохоров? А я тебя видела. И слышала о тебе. Клим Дмитриевич про тебя рассказывал. Говорил, ты ему много помогаешь. Называл тебя лаборантом и нахваливал. Да мы даже встречались несколько раз. Не помнишь? Когда ты искал преподавателей по исторической грамматике, то ко мне обращался за помощью. Не помнишь? Студентка. Рыжая такая.
– Честно говоря не помню. Давно это было. А где ты училась?
– Я на филфаке училась. Заканчивала уже. Диплом по палеографии писала. Неделя оставалась до защиты, когда это все произошло.
– С языком быстро разобралась?
– Ну так… Я ведь старославянский изучала и с этим говором более-менее сумела разобраться. Но курьезов хватало.
– А чего на меня кидалась?
– Да меня все тут уже бесит! Я не просила меня в прошлое отправлять! Ни еды нормальной! Ни средств гигиены! Каждые месячные – ад во плоти! – начала она восклицать, но парень зажал ей рот.
– Тише. Эти пьяные рожи ждут совсем других криков и стонов.
– А нельзя иначе?
– Сама-то как думаешь?
Она поежилась.
– Били?
– Первые полгода раз в неделю точно порка была. А то и чаще. То хворостинкой по попе, то вожжами по спине. Я не привыкла так… это… все невыносимо, но всем плевать. Меня даже мать не понимала. Она, кстати, и лупила или сама, или слуге какому давала приказ. Так что… – развела Марфа руками. – А когда поняла, что меня еще и замуж в этом возрасте решили отдать, так чуть не обезумела от ужаса. Местные ведь своих жен колотят за любую провинность. А у тебя еще такая репутация, этакого отморозка без тормозов, что я серьезно думала тебе отравить или подушкой придушить ночью.