Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея

«Ради чего жить, если она не рядом?» — раз за разом спрашивал он себя, стоя на носу корабля и глядя на горизонт и морскую гладь, в такие солнечные дни, как этот, игравшую всеми оттенками бирюзы.

С парижского поезда Жюстен сошел на маленьком вокзале в Вуарте. И там же встретил жителя деревни Гервиль, хозяина местного кафе с табачным киоском, который предложил его подвезти. Пока они на двуколке катили домой, Жюстен печалился и ощущал странную подавленность. Разговаривать ему не хотелось, что, похоже, вполне устраивало спутника, такого же молчуна.

— Не подскажете, мсье Гуго Ларош не умер? — все-таки спросил у него Жюстен, когда пришло время прощаться. — Несколько дней назад я получил телеграмму, что он при смерти, поэтому спешил как мог.

— Насколько я знаю, — хозяин кафе хмыкнул, — у нас уже месяц никого не хоронили. Последней, в апреле, была бедная мадам Гайо, жена тележника. А впрочем, никто из замковой прислуги давно в деревню носа не кажет!

— Спасибо, мсье Леблан. Всего хорошего!

Он, прокручивая этот короткий разговор в уме, собирался с мужеством, чтобы ступить наконец под прохладную сень высоких деревьев.

«Речь наверняка шла о жене Гюстава Гайо, местного тележника, — говорил он себе. — Я отдавал ему в починку колесо фаэтона в конце зимы. Гюстав рассказывал про дочку, Жермен, которая служит в доме нотариуса, в Рюффеке. Жермен… Это ее изнасиловал Ларош! Бедная девочка!»

У Жюстена сжались кулаки. Временами он еще терзался угрызениями совести, но сейчас — нет.

Это было наилучшее время, чтобы выпустить лошадей на луга. Мух пока еще немного, слепней — тоже, густая молодая травка… Решив, что в замок он всегда успеет, Жюстен направился к лугу, раскинувшемуся прямо за конюшнями.

Первым он увидел Галанта, красавца-жеребца. Несколько загородок для жеребят

— тоже на месте. На соседнем пастбище — упряжные лошади породы коб и першерон Уллис, массивный тяжеловоз. Однако напрасно он высматривал Районанта, заметного благодаря своему росту и грациозности.

— Наверное, Роже оставил его в деннике, и по уважительной причине! А иначе я ему задам!

Жюстен действительно ничего плохого не заподозрил. Но когда он поискал глазами Перль с жеребенком, оказалось, что их на лугу тоже нет. Что ж, была вероятность, что их выпасают на другом лугу, по ту сторону замка…

Уже с легким раздражением он поспешил к конюшням, насвистывая, чтобы привлечь внимание Районанта, и вошел внутрь в полной уверенности, что красивая голова коня вот-вот покажется над дверцей денника… В нос Жюстену ударил отвратительный смрад. В конюшне громко жужжали мухи.

— Да что тут вообще происходит? Откуда вонь? — пробормотал он, прикрывая нос рукой.

Подходить к деннику не хотелось. Жюстена внезапно осенила страшная догадка. Он подошел еще на пару метров, под оглушительное жужжание большущих синих мух, вившихся вокруг его головы. Заглянул в денник и хрипло вскрикнул. Тут было от чего и возмутиться, и ужаснуться.

— Районант! Мой бедный Районант! — только и сказал он.

Конь лежал на соломенной подстилке, со страшно раздутым животом — тепло ускорило процесс разложения. Голова у него была вся в почерневшей крови. Лошадь застрелили.

— Роже! — заорал Жюстен. — Роже! Ты где?

Он еще несколько раз громко позвал своего конюха. Жюстену не терпелось узнать, что же произошло. В силу многолетнего опыта работы с лошадьми он знал, что в редких случаях, из-за колик или серьезных переломов, больное животное действительно лучше прикончить.

— Но оставить труп гнить в конюшне? Это немыслимо! — негодовал он.

В кладовке, где хранились седла и сбруя, Роже тоже не оказалось. Оттуда Жюстен принес пару покрывал и, после безуспешной попытки отогнать мух, накинул их на Районанта. Глаза застилали слезы злости и недоумения. Дважды ему пришлось уединяться в соседнем, через проход, деннике — одолевали приступы рвоты. Было впечатление, что он и сам уже наглотался миазмов гниющей плоти.

Извергнув содержимое желудка в третий раз, Жюстен вышел на воздух — на задний двор конюшни, где несколько лет назад Гуго Ларош выстрелил из охотничьего ружья ему в живот.

— Эй, кто там?

За живой изгородью, ограждавшей с четырех сторон навозную кучу, явно кто-то прятался. Жюстен присмотрелся получше. Мужчина в грязной кепке, надвинутой на глаза, попытался закрыть лицо рукавом своей серой полотняной куртки.

— Алсид! — крикнул Жюстен. — Ну-ка выходи! Я тебя узнал. Где Роже? И что, черт побери, тут у вас творится?

Лицо у молодого помещика было перекошено от горя и гнева, поэтому торопиться Алсид не стал. Медленно выпрямился, взвесил в руке вилы.

— Умотал ваш Роже, — буркнул он.

— Когда? Это он пристрелил Районанта?

— Нет, — отвечал садовник, потихоньку пятясь в сторону дома. — Это сделал хозяин.

— Хозяин? Что ты несешь? Мне сообщили телеграфом в Нью-Йорк, что мсье Ларош при смерти, а когда я уезжал, он уже был не в себе. Инвалид, прикованный к кровати! И ты хочешь сказать, что это он встал и убил моего коня?

Жюстен двинулся к садовнику, но тот сделал испуганные глаза и выставил перед собой вилы.