Сиротка. Книга 1

– Спокойствие, сестра Викторианна! – приказала настоятельница. – Это никакое не чудо. Нужно создать хотя бы видимость дисциплины! Монастырь – не место для криков и смеха.

Сестра Аполлония не торопясь поднялась по лестнице. Сестра-хозяйка испарилась, но из кухни доносился шепот.

«Угодна ли Господу строгость, к которой меня призывает святой отец? – спросила себя сестра Аполлония. – Благопристойность – да, но разве это хорошо – лишать сестер моментов радости?»

Войдя в комнату, она увидела Мари-Эрмин, стоящую на своих ножках. Малышка держалась за стул и улыбалась ей, показывая свои крохотные зубки.

«Спаситель, сколько в ней невинности! – подумала она. – “Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие!”[6]»

Слова из Евангелия сами собой пришли на ум. Увидев сконфуженные лица окруживших девочку сестер, настоятельница вздохнула.

– Когда к нам приходит отец Бордеро, прошу вас, будьте сдержаннее, сестра Мария Магдалина. Это и вас касается, сестра Викторианна.

Пожилая монахиня удалилась в свою комнату, чтобы помолиться. Головная боль молотом стучала в висках.

«Эта боль – предвестник метели!» – подумала она.

Элизабет Маруа стояла у окна в кухне. Ее муж, зажав трубку в уголке рта, покачивался в кресле-качалке. У Жозефа были свои привычки. Когда ему выпадало работать в ночь, он любил часть дня провести в приятном безделье, предварительно плотно позавтракав. А потом с полудня и до семи вечера он спал.

Молодая женщина следила глазами за темным силуэтом идущего по улице человека. Нахмурив брови, она прижалась носом к стеклу.

– Сдается мне, что это кюре, Жозеф, – тихо сказала она. – И идет он от монастыря. Да, это он. И направляется к нашему дому.

Жозеф выпустил длинную струю дыма. Прыжком вскочил на ноги и направился к двери, на ходу подхватив меховую куртку.

– Останься, Бетти! – мягко приказал он жене.

Жозеф вышел. Элизабет прислушалась. Муж и кюре разговаривали прямо на пороге, под козырьком.

– Здравствуйте, отче! Сегодня Господь послал нам первую настоящую метель, – объявил Жозеф.

– Ну, бояться-то нам нечего, – добродушно ответствовал священник. – Мало ли мы их пережили! Друг мой, я пришел к вам с просьбой. Не осталось ли в вашем доме ненужных игрушек для маленькой девочки, которую приютили у себя сестры?

Рабочий задумался. Потом покачал головой.

– Святой отец, к сожалению, у нашего Симона одна-единственная игрушка – лошадка, которую я своими руками вырезал из кленового полена. Вы меня поймете, если я скажу, что не хотел бы отдавать ее в чужие руки.

Элизабет поджала губы. Она вспомнила о разноцветном шарике, внутри которого перекатывался бубенчик. Сын давно потерял интерес к этой игрушке.

«Жозефу не хватает милосердия, – сказала она себе. – Этой малышке тоже хочется играть!»

Она поплотнее закуталась в шаль и открыла окошко. Холод моментально наполнил комнату.

– Жозеф, ты забыл о красно-зеленой погремушке! – крикнула она. – Симон с ней давно не играет. Она в детской. Я могу сходить и принести!

– Бетти, вспомни, эта погремушка давно сломалась, – вздохнул муж. – Закрой окно, не выстуживай дом.

Кюре легко читал в сердцах своих прихожан. Жозеф Маруа был честным тружеником, но при этом человеком прижимистым и неохотно делился тем, что заработал или сделал своими руками. Он откладывал часть зарплаты, надеясь со временем выкупить дом, в котором сейчас жил с семьей. Молодая супруга слушалась его во всем – она любила мужа, да и разница в возрасте у них была порядочная. Элизабет почти всегда соглашалась с решениями мужа, но ее женская душа не была чужда щедрости и милосердия.

– Добрый поступок вам зачтется, Жозеф, – сказал отец Бордеро. – Я починю эту погремушку. Господь уберег нас от оспы. Теперь я с уверенностью могу сказать, что у ребенка была корь. Зимние месяцы тянутся долго, вы не хуже меня это знаете. Мари-Эрмин будет скучно без игрушек.

Элизабет впервые услышала имя девочки. После переезда в Валь-Жальбер она редко выходила из дома – таково было желание ее супруга – и очень страдала от этого вынужденного одиночества.

«Наверняка все жительницы поселка давно знали, как ее зовут… Мари-Эрмин – какое красивое имя! – подумала она с легкой завистью. – А если я рожу девочку, как ее назвать?»

Жозеф стукнул в раму окошка, которое она минуту назад закрыла на крючок.

– Бетти, сходи за погремушкой. Если месье кюре сможет ее починить, я охотно ее отдам, – сказал он, наградив супругу тяжелым взглядом.

Элизабет побежала наверх, подозревая, что ссоры после ухода кюре не миновать. И оказалась права. Жозеф не сдержал своего раздражения:

– Зачем ты сказала кюре про эту погремушку? – сердито спросил он. – Когда у нас родится второй ребенок, я новой покупать не буду, так и знай!

Элизабет порывисто обняла супруга.

– Это счастье с нами уже случилось, Жозеф, – пробормотала она, краснея. – Я беременна. Мне хотелось убедиться, поэтому я не сказала тебе раньше. Ребенок родится в начале июля.

Он отстранился, сжимая ладонями ее плечи. Выражение лица переменилось. Гнев уступил место гордости.