Сиротка. Нежная душа

Эти мрачные размышления стали для него мукой. Словно охваченный безумием, он осмотрелся по сторонам. Смеркалось, вокруг было на удивление тихо. Собаки, запертые в сарае с другой стороны дома, даже не соизволили залаять, обнаружив его присутствие. Жослину вдруг показалось, что он невидим, приговорен раствориться в сумерках. Быть тенью среди множества других вечерних теней…

«Ты была права, вычеркнув меня из своей жизни, Лора! — с ужасом подумал он. — Я чуть было не убил тебя выстрелом из ружья, там, на берегу Перибонки. И тебя, мое прекрасное дитя с ангельским голосом, я оставил тебя. Если я постучу в вашу дверь, вы осыплете меня упреками, вы меня возненавидите. Прощайте же!»

И Жослин Шарден снова пошел прочь. Его высокая фигура в коричневой одежде затерялась среди деревьев. Он спотыкался и чувствовал себя так, словно с него живьем содрали кожу. Здоровье, которое, как ему показалось, в последнее время улучшилось, теперь сыграло с ним злую шутку. Пусть туберкулез разъедает его легкие! Жослину не хотелось ни дышать, ни жить. Он шел наугад, и плечи его вздрагивали от беззвучных рыданий. Через дорогу перебежал заяц и вихрем пронесся мимо сарая. Собаки заворчали, потом залаяли.

Тошан прислушался.

— Наверное, волки бродят возле поселка, — сказал он Эрмин. — Чем меньше остается жителей, тем более дерзкими становятся звери. В конце зимы, они, бедняги, обычно сильно голодают.

Тошан вышел на крыльцо. У последней ступени снег тихо падал на пару снегоступов, по всей видимости, очень старых.

— Кто здесь? — крикнул метис.

Вокруг было пусто. Никто не отозвался. Удивленный, Тошан подождал еще немного. Жослин снял снегоступы, когда собирался постучать в дверь Лоры, а потом, огорчившись, позабыл о них и ушел в одних ботинках.

— Ничего не понимаю, — сказал Тошан, вернувшись в гостиную. — У крыльца я нашел пару старых снегоступов. Кто-то ходил вокруг дома. Схожу посмотрю, все ли в порядке.

Лора кивнула. На лице ее было написано беспокойство. Она невольно посмотрела в темноту за окном.

— Мирей, прошу тебя, задерни поскорее шторы! Этот человек, возможно, наблюдает за нами. Мне это не нравится.

— Мама, это, наверное, Арман. Он взял снегоступы у Жозефа, а свои, должно быть, сломал. Тошан найдет его возле дровяного сарая.

— Арман не собирался вечером заходить к вам, — возразила ей Бетти. — Будет лучше, если я вернусь домой.

Симон предложил матери проводить ее, намереваясь потом вернуться и сыграть с Тошаном и Хансом в карты.

— Поужинаешь с нами, — решила Эрмин.

Через несколько минут появился Тошан. Вид у него был озабоченный. Его индейская кровь и инстинкты охотника говорили, что за этим случаем кроется что-то серьезное.

— Я нашел следы, которые ведут от порога к окну гостиной, — сказал он. — Снег почти засыпал их, но я уверен, что прав.

— Мне это совсем не нравится, — дрожащим голосом сказала Лора.

— Не бойтесь, — успокоил ее зять. — Возле дома уже никого нет, иначе собаки подняли бы лай.

Лора придвинулась к Хансу. Ее страхи воскресли. Она представила призрак Жослина — бескровное изможденное лицо, при жавшееся к оконному стеклу. «Какая же я глупая, — попыталась себя успокоить женщина. — Завтра все наверняка разъяснится».

Однако прошло много дней, а загадка пары снегоступов таковой и осталась. Мирей спрятала их в дровяной сарай.

* * *

В конце апреля Эрмин уверилась в том, что снова беременна. Птицы весело щебетали на ветках, покрытых пушистыми почками. Снег, влажный и тяжелый, таял очень медленно, а подпитанный талой водой Уиатшуан ревел в своем русле.

— Ребенок родится к Рождеству, — сказала она Тошану. — Маленький Иисус, которого мы будем любить и лелеять!

Он, радостный, поцеловал ее в лоб. Молодая чета никогда еще не была так счастлива.

Глава 8 Секреты Талы

На берегу реки Перибонки, пятница, 5 мая 1933 года

Спрятавшись за стволом огромной сосны, Жослин Шарден смотрел на хижину Талы. Два месяца прошло с тех пор, как он покинул Валь-Жальбер, отказавшись от попыток поговорить с Лорой. Вернувшись тогда в пансион в Робервале, он без сил рухнул на постель. Мужчина был до предела измотан отчаянием и усталостью: идти без снегоступов оказалось тяжелейшим испытанием на выносливость. Целую неделю он почти не выходил из своего номера и не открывал ставен.

«Лучше бы мне умереть, — думал Шарден. — Я снова все потерял!»

И все-таки голод заставлял его время от времени покидать свое убежище. Мужчина завтракал, обедал и ужинал в общей столовой, в компании других пансионеров. Он не мог решить, возвращаться ему в санаторий или нет. Жослин подумывал вернуться, но не в надежде излечиться или хотя бы получить должный уход, а просто в силу привычки. Ведь он был хорошо знаком и с персоналом, и с пациентами.

«Нет, мне это обойдется слишком дорого!» — урезонивал он себя.