Сиротка

Эрмин взяла мать за руку и потянула на другую сторону улицы, к почтовому отделению.

— Бедный месье Эрнест понемногу впадает в детство, — прошептала она. — Сейчас он живет у детей, в Шамборе. Они наверняка приехали в поселок, раз он здесь.

Стоя на пороге солидной постройки, которую недавно перекрасили и в которой размещалось почтовое отделение, почтальон подставлял лицо солнцу.

— Добрый день! — звонко поздоровалась с ним Эрмин.

— К сожалению, не для всех он добрый, — отозвался почтальон. — Месье кюре только что получил письмо, которое его очень огорчило. Да вот и он сам!

Увидев Лору, аббат Деганьон поклонился. Он считал ее пламенной католичкой, ведь молодая женщина каждое утро приходила в церковь молиться и присутствовала на воскресной мессе.

— Ах, мадам, знаете ли вы новость? — начал он. — Скоро поселок останется без священнослужителя. В конце декабря я уезжаю[56]. Хуже того — мне сообщили, что в будущем году или еще через год нашу церковь разберут на части. Что-то уйдет в приход Сен-Эдмон-ле-Плен, часть — в приход Сен-Люджер-де-Мило. Алтарь и скамьи, скорее всего, будут проданы. Но что я могу с этим поделать? Можно попрощаться с нашим муниципалитетом!

— Отче, это невозможно! — вскричала Эрмин. — Нам нужна церковь!

— Прихожане будут ездить в Шамбор, — вздохнул аббат. — По крайней мере те, у кого есть средства передвижения. Я не в силах ничего изменить.

— Искренне вам сочувствую, — сказала Лора. — Хорошо, что мы сможем все вместе отпраздновать Рождество.

— И я буду петь, — добавила девушка. — Я спою много-много гимнов, чтобы развеять хоть чуть-чуть нашу тоску. Поверьте, нам всем будет очень грустно, особенно потому, что вы уезжаете!

Аббат Деганьон невесело улыбнулся. Он искренне любил эту милую девочку.

— Наш соловей пообещал, что споет, и у меня сразу стало легче на сердце! Но до Рождества еще далеко. Нужно насладиться прекрасной осенью. Не хочу вас больше задерживать, ведь вы гуляете!

Он ушел, и его высокая фигура в черном еще долго виднелась в конце улицы. Лора предложила вернуться домой. Встреча с кюре окончательно ее расстроила. Настолько, что она не смогла этого скрыть.

— Мама, тебе нехорошо? — обеспокоенно спросила Эрмин. — Ты очень грустна. Я чувствую, что Валь-Жальбер тебе не по душе. Ты ведь жила в Монреале, так что я могу это понять.

— Скажем, Роберваль нравится мне куда больше, — вынуждена была признать ее мать. — Порт дает городу жизнь: процветает торговля, приходят и отплывают суда, всюду суета… Но здесь мне хорошо, потому что ты рядом. Когда ты думаешь переехать ко мне? Я заказала мебель для твоей комнаты, и Селестен хоть завтра покрасит стены в цвет, который ты выберешь.

— Я хочу подождать, пока Бетти совсем поправится.

Лора не осмелилась настаивать. Она боялась сделать неверный шаг, дать семейству Маруа вовлечь себя еще в одну бесполезную ссору.

— Разумеется, так будет лучше. Я говорю глупости. Но это не помешает нам обустроить твою комнату. Если ты когда-нибудь останешься там на ночь, я уже буду счастлива!

Эрмин взяла мать за руку. Они как раз поравнялись с монастырской школой. На последней ступеньке крыльца сидела Шарлотта. Между коленями у девочки был полотняный мешочек.

— Шарлотта! — позвала ее девушка. — Онезим не пришел забрать тебя?

— Нет. Мой брат получил новую работу в Робервале, там же, где и папа. Никто не может забирать меня в такое время. Мама говорит, что я перестану ходить в школу.

— Ни в коем случае! Знаешь, что я придумала? По вечерам я стану отвозить тебя домой на Шинуке. Ты будешь ездить верхом. А сейчас давай руку, и пойдем домой. Мама, ты не соскучишься без меня? Увидимся завтра. Я пообещала Бетти, что приготовлю ужин.

Молодая женщина отрицательно помотала головой. Она устала, и разговаривать не хотелось. Лора стояла и смотрела вслед Эрмин и Шарлотте, пока девочки не скрылись за углом домика священника.

«Сколько лет мне придется прожить в этом поселке, который скоро исчезнет с карты страны? — спрашивала она себя. — Ну почему Эрмин так хочется жить именно здесь? Похоже, она раз и навсегда решила провести свою жизнь в Валь-Жальбере, где нет ни врача, ни магазинов и скоро не будет даже церкви. А затем и монастырскую школу закроют. Как только вырастут последние ученики…»

* * *

Через неделю, после мессы, они снова вернулись к этому разговору. Эрмин вместе с Лорой пришли на службу. С другой стороны прохода сидели Маруа. Все вместе они занимали целую скамью: Жозеф в коричневом костюме и при галстуке, Симон — в синем, Элизабет, которая в этот день впервые вышла из дома после болезни, Арман и Эдмон.

Аббат Деганьон объявил об окончательном прекращении церковных служб с первого января 1931 года, чем очень огорчил своих прихожан.

На выходе из церкви Жозеф несколько раз повторил мэру, что много месяцев назад заподозрил, чем кончится дело. Бледная и исхудавшая, Элизабет смотрела и слушала с отсутствующим видом. Эрмин подошла и поцеловала ее.

— Тебе не следовало вставать, Бетти! Ты еще очень слаба. Скажи, ты не расстроишься, если я пообедаю у мамы?