— Дорогая, супружество — исключительно важный шаг, — начала Лора. — Ты мало знаешь Тошана и еще очень молода. Вам нужно обручиться и какое-то время общаться, чтобы лучше узнать друг друга. Если я правильно помню, когда мы еще были в отеле, ты говорила, что этот юноша работает на лесоразработках, он лесоруб. Это значит, каждую зиму он будет уходить и оставлять тебя одну. Ты быстро родишь ребенка, потом еще одного. В этих краях достопочтенные жены каждый год рожают по ребенку. И у них одна роль — выращивать свое потомство, стирать белье и пеленки, готовить, убирать в доме и шить. И все это — на протяжении многих лет!
Эрмин смотрела на мать так, словно не верила своим ушам. Лора говорила раздраженным, язвительным тоном.
— Но, мама, это то, о чем я мечтаю больше всего на свете! — возразила она. — Создать семью, большую и счастливую семью. Когда я была совсем маленькой, я утешала себя тем, что придет день — и у меня будет свой дом, муж и дети. В монастырской школе сестры хорошо ко мне относились, но каждый вечер я смотрела, как другие ученики спешат по домам. Знала бы ты, как я им завидовала! Мои подружки рассказывали, что происходит у них дома: мама вышивает воротничок для летнего платья, отец чинит мебель… По вечерам, лежа в кровати, я представляла себе сцены домашнего уюта и плакала от отчаяния. В моих мечтах у меня тоже был отец, который, вернувшись с фабрики, усаживался у печки и курил трубку. И мать, красивая ласковая мама, которая что-то шила или вязала шаль. Еще хуже мне было в те недели, когда я жила в доме Бетти. Она всегда была добра ко мне, она меня обнимала, причесывала, баловала, но я не могла называть ее «мама». Арман мог, и Симон тоже. Когда по воскресеньям мы ходили гулять, я везла коляску с Эдмоном и представляла, что я его мать. На улице Лабрек я выбирала дом и обещала себе, что через несколько лет буду жить в нем со своими собственными детьми.
Голос девушки сорвался. Она резко встала.
— До пятнадцати лет у меня не было семьи, не было родителей! Я не хочу становиться великой певицей, не хочу путешествовать, зарабатывать кучу денег! Я хочу выйти за Тошана и родить ему ребенка. И если каждую зиму он станет уходить, я буду его ждать. Я буду вязать для него, буду печь ему сдобные пироги. Ничего другого мне не надо, понимаешь? И если я буду бедной… Пусть так и будет!
Эрмин, сдерживая душившие ее слезы, вышла из гостиной. Лора сидела за столом. Она только что пережила шок.
«Я снова обидела ее, — сказала она себе. — Господи, до чего я бестактна!»
Она встала и пошла искать дочь. Эрмин стояла под навесом на крыльце, прижавшись лбом к деревянной опоре. Она смотрела, как обрушиваются на землю потоки воды. Порывы ветра трепали кроны деревьев, срывали красные и коричневые с позолотой листья, и те, кружась, падали на землю.
— Моя дорогая, здесь холодно. Иди в дом, — попросила Лора.
— Нет. На воздухе мне лучше.
— Эрмин, я только хотела предостеречь тебя, и ничего больше. Если ты любишь Тошана, ты за него выйдешь. Я испугалась, что потеряю тебя. Наше знакомство проходит не так гладко, как мне бы хотелось. Представив, что следующим летом ты выйдешь замуж, я испугалась. Я ведь так тебя люблю!
— Но ты не выглядела испуганной, когда только что подталкивала меня к браку с Хансом! — возразила девушка.
— Это совсем другое, — возразила Лора. — Я думала, что вы могли бы пожениться через год или два. Думала, что ты соединишь судьбу с человеком, который поможет тебе построить карьеру, человеком серьезным, который всегда будет с тобой рядом, куда бы ты ни отправилась. Ханс никогда бы не бросил тебя.
— А Тошан, значит, меня бросит? — возмутилась Эрмин. — Мама, повторяю тебе, я никогда не полюблю Ханса! Я люблю Тошана! Мне не нужно встречаться с ним каждый день в течение полугода, чтобы понять это. Я никогда раньше не испытывала подобного чувства! Хотя, пожалуй, я солгала. Всем сердцем я любила сестру Марию Магдалину, хотя это была совсем другая любовь. Мне было всего четыре, когда она умерла, но я помню, что любила ее безгранично. Несколько недель я называла ее «мама»… И продолжала называть много лет после ее смерти. Я разговаривала с ее портретом и до сих пор разговариваю…
Лора вздрогнула. Она взяла дочь за руку, чтобы увести ее в дом.
— Идем, лучше поговорим в тепле.
Эрмин все еще плакала. Она дрожала всем телом, веки ее распухли. Мирей, которая видела всю эту сцену из окна кухни, решила не торопиться подавать кофе.
— Не все идет гладко между мадам и крошкой Эрмин, — шепнула она Селестену.
— Не вмешивайся, — проворчал тот.
Экономка вздохнула, уперев руки в бока. Дождь стучал в оконное стекло.
— Когда начнутся снегопады, мы будем отрезаны от мира, — сказала она. — В одном я точно согласна с мадам: мадемуазель Эрмин нельзя тут оставаться на всю жизнь.
Садовник не ответил. Он был очень сдержанным человеком.
В гостиной Лора усадила дочь на удобный диван с атласными подушками.