Сиротская Ойкумена

Преодолев таким образом еще с километр, Постников выхаркнул черноватой кровью и упал на заваленный кусками гранита газон, не в силах пошевелить пальцем. Прижавшись щекой к прохладной истерзанной земле, он с отстраненным любопытством наблюдал, как прямо перед его носом из грунта проклюнулся молодой стебель неведомой травы, вылез и распустился за одну минуту в красный цветок, похожий на клевер. Прошмыгнула между валунами мышь-полевка, притворяясь катящимся сухим листком.

Как ни странно, это придало бодрости. Постников поднялся и дальше потащил Анну наверх. Еще через сотню шагов увидел непонятное: в быстрых горных сумерках земная твердь перед ним пропала, и звезды проступили сверху и снизу. Он встряхнул головой, но это не помогло – загадочное явление не исчезло. Сделав еще несколько шагов, он догадался: отражения звезд опрокинулись в зеркало горного озера, к которому привел каменный подъем. Лестница закончилась ровной площадкой и сравнительно целой набережной, окаймлявшей невозмутимое блестяще-стальное озеро, в котором отражались каменистые горные кряжи, поросшие сосняком, а еще дальше выглядывала из темноты белоснежная плоско срезанная вершина горы. Еще он разглядел, несмотря на не такой уж поздний час, прежде виденные им золотые линии в небе и воде. Постникову вдруг стало понятна их природа, они – нечто вроде защитного поля, и эта защита держалась, похоже, из последних сил.

Со стороны озера волнами приходили странно знакомые звуки в замедленном ритме:

– Вшшшухх…. Вшшшухх.

Затихнут на полминуты – и зазвучат снова. Глубинный шорох был пронизывающего свойства, он заметно резонировал с горной породой, со скалой под ногами, которые отвечали мелкой дрожью. И звук этот был то же самое, что Постникову довелось услышать в прежнем дубоградском кошмаре со стеклянной призмой и вязким скульптурным гелем. Не исключено, что под этим озером скрывалась самая большая опасность.

Осматривая гранитные берега, Постников набрел на неоглядной величины вогнутую поверхность, похожую на неглубокую, но широченную чашу непроглядно черного цвета. Она не пропускала снизу и не отражала ни единой капли звездного света. Постникову показалось, что именно так может выглядеть поверхность космической черной дыры. Медленные звуки наплывали как раз оттуда – может быть, это было что-то вроде вентиляционного отверстия, под которым вращался вентилятор внушительной величины, отводивший тепло от чего-то, спрятанного в глубине.

– Отделение земли от воды, – потрясенно прошептал Постников.

Он подобрал с земли килограммовый осколок кирпича и швырнул его в темную ткань черной дыры. Она не шелохнулась, и кирпич исчез без звука, плеска или кругов на поверхности. Поверхность оставалась безупречно ровной. Постников прислушался. Ничего, кроме того самого шороха.

Прорезалась мысль, что он не знает, как вести себя дальше. По всему выходило – идти ему в эту чашу или чем это еще ни было. Но пробовать не хотелось: ее поверхность вроде гладкого и ровного черного бархата излучала древний и безотчетный ужас. Она была похожа на плотную занавесь у входа во вселенную чужих.

Постников подвел носилки поближе к странной чаше. Сквозь смотровое окно было видно, что кожа на лице женщины приобрела стеариновый оттенок.

– Это все чепуха, – утешал Постников. – Просто солнце здесь другое, и свет не такой. Мне до ужаса нравилось слушать, как ты сидела со своими планшетами в дендропарке и зарисовывала местные строения, чтобы руку набить. Всему-то на свете тебя научила твоя архитектурная наука. Разве что понимать людей не научила. А на этой чертовой горе нет никаких докторов!

Очень резко и густо повалил снег. Постников подставил ладонь и удивился – снежинки оказались теплыми. Похоже, пепел. Облака гари несло к горе, и они накрывали по дороге улицы светлым покрывалом. Блеклые хлопья бесшумно садились на газонную траву, на камни, отчего все постепенно приобретало неестественно зимний облик.

Проскочили, черт знает как, но проскочили… Постников присел на обломок какой-то коринфской колонны с тонкой лепниной и стал смотреть вниз на город. Видимость оказалась дрянная – пыль висела стеной на полгоризонта. Сквозь нее далеко в долине за Эфраимом показались вдруг танки. Они неспешно подбирались к городу. Было их не то чтобы очень много, но лезли они с муравьиной наглостью, презирая дороги, по полям, сминали заборы и дачные сараи, словно картон.

Не очень далеко, километрах в пяти над Лафраментой, тяжко рухнул с неба синий молот и понизу сразу полыхнуло невыносимое зарево. Удар был во много раз мощнее, чем тогда в лесу. Медицинская тележка жалобно пискнула и безжизненно села на траву. Похоже, ее электронные мозги намертво выжгло – электромагнитный импульс или как там он называется, Постников этого в точности не знал.

И две буквы замолчали. Конец радиомаяку.

Возле самого его уха нежно пропел осколок, в лицо стукнуло горячим воздухом, и Постникова сразу снесло с ног. Если описывать точнее, подняло в воздух и потащило по навесной траектории. Упав, он покатился по земле, тяжело хрипя и хватаясь за сухие стебли.