– Нет-нет, оставьте стаканы, ради всего святого! Сейчас речь совершенно не об этом, присядьте, прошу вас! И вообще – к дьяволу чай! Для такого случая требуется хотя бы капля нормального виски!
– Чему вы так радуетесь-то? – сказал Постников.
– А что, прикажете рыдать и каяться? Слезами делу не поможешь, как говорил ваш дубоградский приятель из института ненормальных явлений. У меня предчувствие, что наше общее дело завершится благополучно, а я великий провидец, как всем известно. За встречу и победу!
– Но позвольте – что военные? ПВО? – хмыкнул Постников.
Брендан щелкнул пальцами и выдвинул из планшета объемную проекцию, которая приняла очертания континента. На нем было видно, что сотни городов уже были схвачены синим цветом, и синие точки ручьями текли оттуда к восточному побережью, охватывая Эфраим полукольцом с юга и запада.
Красной авиации почти не было видно, и Постников понял, что враг успел разделаться с ней, но на орбите висели еще станции ПВО, по которым назойливо молотили с земли синие ракетные комплексы, и две из них уже роняли выбитые осколки и косо падали в атмосферу.
Лофтус водил световой указкой по карте:
– «Снежный трилистник» уничтожен гиперзвуковым ударом полчаса назад. Авиабаза «Приморская», как и большинство других, потеряны. Военные бьются на смерть, но они обескровлены, связь плохая, не хватает самого нужного. Есть два очага сопротивления, где военных пошатнуть не удалось – но противник не стремится брать их в котлы, он лезет сюда, потому что со взятием Эфраима смысл сопротивления исчезнет. Видите ли, мой друг, всякая война зависит от имеющихся ресурсов. И у нас оказалось не так уж много снарядов, авиабомб, ракет и даже стрелковых боеприпасов. Дюжина станций орбитальной обороны не в состоянии перебить миллион мелких беспилотников. Но, черт возьми, сдаваться никто не желает. Как там поется в вашей песне – «пощады никто не желает»?
– Чего они хотят?
– Смотрите: задача противника – получить доступ к Озерной Плазе. Путь к ней блокирует укрепленный район в Эфраиме. Не уничтожив его, враг не сможет подняться на гору. Теоретически есть второй путь – через горный пик, но там надежно работает орбитальное ПВО, потому что цели окажутся не в городских кварталах, а на голых склонах, как на ладони. В общем, скоро станет жарко. И я не сомневаюсь, что вы с нами. В итоге вы проделали интересное путешествие, чтобы погибнуть в Эфраиме – но здесь, по крайней мере, это произойдет среди своих. А это чего-то да стоит.
На некоторое время в палатке повисла тишина, и слышались только голоса, радиомузыка и стук на платформе.
– Как-то по-дурацки оно устроено, мой друг, – продолжал Лофтус. – Я все понимаю: социальная встряска, изменение общественного строя, исторический процесс. Один лишь вопрос у меня: какого черта этот самый процесс непременно должен осуществляться через муки, тем более через массовую, бездушную жестокость, когда виноватых вроде как и нет – а люди пачками подыхают, как расходный материал. Какого черта у людей все происходит через принуждение, через диктат, да еще с возрастающим из века в век цинизмом?
Лофтус только махнул рукой на собственную реплику и добавил:
– В последние дни меня не покидает странное ощущение, будто неизвестно кто читает меня, – признался он.
– Читает? Как это?
– Именно так, как я и сказал. Другого образа не подберу. В общем, самое время сделать одно чистосердечное признание. Я очень виноват перед вами, даже не представляете насколько крепко я влип во всю эту историю, да еще и втянул и вас, и ваших близких. Дело такое… щекотливого свойства. Ваша покойная жена и дочь приехали к нам случайно, но вот уже ваше появление и выдающаяся, хотя и несколько непредсказуемая поездка на восток…
– История долгая? – перебил его Постников.
– Порядочная.
– Тогда расскажете ее потом, когда увидимся в следующий раз. Нам пора выдвигаться в гору. Но перед этим позвольте задать личный вопрос, – спросил Постников.
– Пожалуйста. Валяйте.
– Вот эти летуны присланы сюда людьми из либерального мира, как он себя называет. Ему не нравится то, что происходит здесь. Вас-то за каким чертом занесло на эти галеры? Вы-то лично за что воюете?
Лофтус в задумчивости закрутил пальцами.
– Я не люблю, когда банки и финансовые фонды начинают править людьми. Это неправильно, должно быть с точностью наоборот. И второе, еще более важное: я за равные права всех сторон. Здесь строится утопичная социальная альтернатива, и у нее есть свои минусы. Но те, кто пришли заодно с банками ее уничтожать, не признают за ней такого же права на существование, какое считают неотъемлемым для себя самих. Поэтому я против их позиции и я за тех, кто живет здесь и не должен умереть лишь потому, что так им хочется. И воевать я не люблю, но в нашем случае, сами понимаете…
– Благодарю вас.