Сиротский дом

А что было бы, если бы Клара тогда сказала «да»? Если бы она согласилась на усыновление Алекса? Была бы Джуди сегодня жива?

Такой маленький гроб – разве могла Джуди в таком поместиться? – такой легкий, прямо как перышко, какой-то нематериальный. Особенно когда его понесли по проходу к дверям. У алтаря большая фотография Джуди, на которой она почему-то была совсем на себя не похожа. Пышная взбитая прическа, серьезное лицо. Неужели так трудно было найти какое-нибудь недавнее ее фото? И чтобы никакого Артура рядом не было? Теперь родным придется выбросить или обрезать все ее свадебные фотографии, а также отказаться от тех, где у Джуди виден либо подбитый глаз, либо порезы – хотя сама она, конечно, никогда бы не позволила, чтобы ее фотографировали в таком виде.

Маленький детский хор пел «Он держит мир в Своих руках», а потом, слегка переиначив заключительный припев, с энтузиазмом пропел «она»: «Она держит мир в своих руках».

Клара еще подумала, не возмутится ли викарий – она ведь хорошо знала, какими ригористами бывают некоторые священники, как раз с такими и дружил ее отец, – но этот викарий никак своего неудовольствия не проявил. Напротив, выражение лица у него было абсолютно безмятежным. Зато люди на скамьях сразу отреагировали; они одновременно и смеялись, и плакали, и в этой маленькой неожиданной замене одного местоимения другим было нечто прекрасное, словно над покойной прямо в помещении церкви вспыхнула маленькая радуга.

Среди присутствовавших наверняка было немало учителей, которые работали вместе с Джуди – и с Артуром, разумеется. Некоторые (как и Клара) утирали навернувшиеся слезы. Клара даже кое-кого из них знала – правда, только по имени, а не в лицо, – и теперь развлекалась тем, что пыталась угадать, кто есть кто: вот это, должно быть, миссис Льюис, которая однажды выбежала из класса, поскольку сочла, что ученики ведут себя по отношению к ней неуважительно; а это мисс Баллард – она, помнится, хотела стать певицей и, похоже, была влюблена в мистера Янга, того учителя, который, по рассказам Джуди, умел отлично рисовать пальцем и которого она подозревала в гомосексуальности.

Затем все стали рассаживаться по автомобилям, которые направились – нет, не к дому Джуди и Артура, разумеется, не к месту этого ужасного преступления, нет, нет – как бы обратно в юность Джуди, к дому ее любящих родителей. И все, разумеется, принялись обсуждать службу в церкви: кто-то находил ее великолепной, кто-то вполне соответствующей, а кто-то «такой, как нужно», то есть именно такой, какой хотела бы и сама Джуди.

Когда мать Джуди попросила Клару подняться с ней наверх, Клара моментально внутренне этому воспротивилась. Вот оно, – думала она, – ее мать знает, какая я предательница, и сейчас начнет кричать, бросаться на меня, упрекать в том, что я была плохим другом ее дочери. Но, когда они поднялись в бывшую комнату Джуди, ее мать тут же принялась сосредоточенно складывать в пакеты какие-то вещи дочери, выбирая их из груды сложенной на постели старой одежды. На полу тоже высились разные стопки и кучки.

– Я все это забрала из того дома, – пояснила мать Джуди, продолжая рыться в вещах, пока не откопала то, что искала. – Вот! Ты ведь брала этот норковый палантин, когда ходила на собеседование со своими работодателями?

– Брала. Но в итоге так его и не надела. – И снова Клара почувствовала ненависть к себе из-за собственной, порой совершенно излишней, приверженности к честности и точности. Вот только правду насчет Артура и его приступов насилия она матери Джуди рассказать так и не смогла. Хотя, если бы та сама спросила ее об этом, она бы все-таки рассказала. Вот только станет ли она спрашивать?

– Хочешь его взять? Мне это было бы очень приятно.

– Спасибо.

– И еще вот эти туфли.

– А эти я и впрямь надевала, – с удовольствием сообщила Клара. – И перчатки тоже.

– Она мне рассказывала. Она так гордилась тобой, правда, гордилась. Я знаю, она бы хотела, чтобы эти вещи остались у тебя.

Клара промолчала; у нее дрожали губы.

– Как у тебя дела в Грейндже? – спросила мать Джуди.

– Я… – И тут Клара поняла, что не сможет сказать этой женщине правду – что она уже практически уволена, что у Совета имеются веские причины сомневаться в ее компетентности. – Для меня это ценный жизненный опыт.

Улыбка у матери Джуди была такая же, как и у самой Джуди.

– Когда Джуди сказала мне, что ты эту работу получила, я так обрадовалась! Я ведь сразу поняла, как это место тебе подходит, и знала, что все у тебя получится просто идеально. Ты лучше многих других сумеешь понять состояние брошенного ребенка. Я была уверена в твоем успехе. А Джуди всегда говорила, что ты просто создана для этой работы.

А я Джуди подвела, – думала Клара. В последние мгновения ее жизни, в час самой жестокой нужды я ее подвела!