– Мы ознакомились с вашими материалами, которые весьма дополнили личные дела детей, и должны поблагодарить вас за столь тщательно собранные сведения.
– Итак, рассматривается вопрос о возможности вашего дальнейшего пребывания на посту заведующей детским домом «Шиллинг Грейндж». И, если угодно, этот вопрос вообще возник в связи…
– …с возникшими разногласиями между мастером Джеймсом Питером Дауни и его дядей, мистером Джеймсом Куртни, а также в связи с вашим решением препятствовать встречам мальчика с его единственным…
– Живым родственником, – невольно подсказала Клара и согласно кивнула: – Да, это так. – Но мистер Соммерсби как ни в чем не бывало продолжил:
– …который в настоящее время надеется оформить документы на усыновление.
– Я… Да, все верно.
– К сожалению, имеются и другие прецеденты. – Миссис МакКарти пошуршала бумагами. На вид ей было лет шестьдесят; ее лицо Клара определила как «свирепо-интеллигентное»; на ней была юбка в «гусиную лапку» и розовая блузка с кружевными манжетами. – Вы ухитрились открыть истинный ящик Пандоры. Если бы дело было только в том случае… Но вас вызвали сюда из-за того, что вы неоднократно нарушали установленные правила.
Клара чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Жаль, думала она, что я не согласилась оставить окно открытым, когда мне это предлагали. Мисс Бриджес изучала паркетный пол так внимательно, словно от этого зависела ее жизнь. В углу комнаты виднелась небольшая горка пыли, которую туда явно замели, а убрать забыли, и она странным образом приковывала к себе внимание.
– Вот, например, заявление, подписанное мистером Уайтом. Согласно его наблюдениям, вы много раз оставляли детей одних. Вы называли их «дикими зверьками». Дети неоднократно пребывали под присмотром женщины, имеющей весьма сомнительное прошлое.
– У миссис Кардью нет никакого «сомнительного прошлого»! – возмутилась Клара. – Она… Она чудесная женщина! В ее жизни нет и не может быть ничего сомнительного!
– Она была в лагере Берген-Бельзен. Она потеряла там своих родителей и сестру.
Клара невольно охнула – о гибели в лагере всех родных Аниты она не знала, – набрала в грудь воздуха и бросилась защищать свою подругу:
– Миссис Кардью не просто умеет обращаться с детьми, она
– Боюсь, вы не имеете права возражать, когда зачитываются свидетельства против вас, присланные местным солиситором. Боюсь, вам надлежит сидеть тихо и делать для себя соответствующие заметки, – сказала миссис МакКарти таким тоном, что Клара не поняла: то ли это многократно повторенное «боюсь» означает, что она ей сочувствует, то ли как раз наоборот. – А что касается выражения «дикие зверьки», которое вы, по словам мистера Уайта, применяли к детям, то все дети порой ведут себя как настоящие дикари. – И миссис МакКарти вдруг улыбнулась.
Клара осторожно кивнула, а миссис МакКарти прибавила:
– И, по-моему, заявление солиситора Уайта особого веса вообще не имеет. Более всего это похоже на обыкновенное сведение счетов.
Ну вот, кое-что уже прояснилось. Клара с благодарностью посмотрела на миссис МакКарти, но та была слишком занята своими бумагами, чтобы это заметить.
Теперь вновь вступил мистер Соммерсби:
– Кроме упомянутого заявления у нас имеется еще одно, от миссис Гаррард. Цитирую: «Мисс Ньютон никогда не производила на меня хорошего впечатления и вряд ли могла оказывать должное влияние на детей, поскольку с самого начала была способна во весь голос кричать посреди улицы «бумага, бумага» и набрасываться на меня и на моего мужа».
– Неужели она это серьезно? Не может быть! – усомнилась миссис МакКарти, а мистер Соммерсби продолжал читать:
– «В другой раз она гнусно ухмыльнулась, глядя на Берти, когда он сидел у меня в сумке».
Мистер Соммерсби поднял глаза и спросил:
– Надеюсь, Берти – это собака, а не муж?
А миссис МакКарти, глянув на Клару поверх своих очков в форме полумесяца, заметила:
– Звучит поистине жестоко.
– Просто песик Берти не любит, когда его засовывают в сумку, и пытается оттуда выбраться, и все это выглядит довольно смешно, – пояснила Клара и весьма неубедительно прибавила: – На моем месте любой бы рассмеялся.