Сироты на продажу

Центральный проход церкви был заставлен больничными койками, и на них лежали люди с синими кровоточащими лицами. Сестра в марлевой повязке и заляпанном фартуке привязывала к большому пальцу ноги еще дышавшего пациента коричневый ярлык; другая заворачивала его в простыню. Лежавшая рядом женщина с обильно текущей изо рта кровью просила о помощи. У нее на ноге тоже был ярлык. Пия оглядела ряд коек с живыми и мертвыми пациентами, завернутыми в простыни; некоторые больные еще корчились от боли, но у всех на ногах болтались коричневые бирки. Ощущение, что вокруг только мертвые и умирающие, внушало почти невыносимый ужас. В груди словно ворочался булыжник, который давил на легкие, как в день парада, только во много раз хуже. Пия глянула вниз, на ноги. И у нее на пальце был ярлык. Пия наклонилась, чтобы сорвать его, но голову повело, и она упала набок, отчего жуткая боль пронзила все кости. Из горла вырвался стон. Девочка медленно села, стараясь не обращать внимания на боль в локте и бедре, и сняла с пальца бирку. Опять накатила дурнота, и Пия уронила голову на руки, с нетерпением ожидая, когда приступ пройдет: каждая секунда промедления означает мучения для Олли и Макса. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мир вокруг перестал кружиться. Девочка дотянулась до подлокотника скамьи и, опираясь на него, поднялась на ноги. Теперь ничто, даже инфлюэнца, не остановит ее.

— Что это ты делаешь? — произнес женский голос. — Немедленно вернись в постель.

Медсестра в грязном фартуке и белой маске бросилась к выгородке и отвела Пию обратно на импровизированную кровать. Пия пыталась сопротивляться, но тщетно: мышцы дрожали, а легкие с каждым вымученным дыханием обжигала боль. Может быть, если чуть-чуть полежать, силы вернутся к ней? И сестра даст ей поесть — то печенье или немного супа, чтобы подкрепить силы? Тогда она пойдет домой к Олли и Максу. Они, наверно, голодны и испуганы. От одной только мысли о том, что братья заперты в ящике, колени у Пии подгибались.

Когда медсестра вела ее к постели и укладывала на подушку, краешком сознания Пия успела отметить, что больше не боится чужих прикосновений. Если только прежний страх не маскировался ее нынешними страданиями.

Девочка попыталась договориться с сестрой.

— Мне надо домой, — хрипло объяснила она. — Мои братья…

— Ты никуда не пойдешь, — отрезала сестра и укрыла ее одеялом. — Ты больна.

— Где я?

— В церкви Святого Петра. Больницы переполнены. Как тебя зовут?

— Пия Ланге.

— Сколько тебе лет?

— Тринадцать.

— Могильщики нашли тебя на Ломбард-стрит. Думали, мертвая, но ты начала стонать и метаться. Радуйся, что тебя привезли сюда, а не бросили в телегу с трупами. Те люди спасли тебе жизнь, но надо оставаться в постели.

Пия снова попыталась встать, но не смогла.

— Вы не понимаете, — возразила она. — Мне нужно вернуться к братьям. Они одни дома!

— Ш-ш-ш, — попыталась успокоить ее сестра. — Я уверена, что с твоими братьями ничего не случится. А тебе сейчас нужен покой. — Она налила в стакан воды из графина и помогла Пии поднять голову, чтобы попить. Девочка сделала несколько больших глотков — она и не знала, какую жажду испытывает, пока вода не смочила пересохшее горло. Потом Пия снова легла; руки и ноги дрожали от слабости.

— Но Олли и Максу всего четыре месяца, — настаивала она. Голос у нее перерывался, зубы стучали. — Отец на войне, мама умерла, а я… — Слова застряли в горле, и девочка осеклась. Внутренний голос кричал ей, что нужно встать, оттолкнуть медсестру и убежать из церкви. Но она не могла собраться с силами, даже чтобы снова сесть. Тело, тяжелое и неповоротливое, казалось чужим.

Сестра плотнее укрыла девочку одеялом.

— Ну-ну, тихо, — произнесла она. — Знаю, ты расстроена и напугана, но наверняка поправишься. Худшее уже позади. Не всем так везет. — Она взяла из эмалированного таза тряпку, отжала ее и промокнула тина лбу Пии.

— Что значит «худшее позади»? — не поняла та. — Сколько я здесь?

— Шесть дней.

Пия ахнула; паника сменилась ужасом.

— Нет! — закричала она. — Не может быть! Я… — Она снова попыталась встать и опять закашлялась; каждый судорожный выдох сотрясал тело, будто девочку били палкой по спине. Когда приступ закончился, она бессильно упала на скамью.

Сестра наблюдала за ней с жалостью во взгляде.

— Боюсь, что и правда прошла почти неделя. Я ухаживала за тобой с той самой минуты, как тебя привезли. А теперь, пожалуйста, слушайся меня, иначе тебе снова станет плохо.

— Нет, — плакала Пия. — Мне надо домой, помочь братьям!

— Извини, — ответила сестра, — но сейчас тебя никто не отпустит. Ты еще больна.

Пия повернулась на бок, и ее стошнило, хотя в желудке ничего не было, кроме кровавой слизи и желчи. Девочка не могла перенести мысли, что Олли и Макс умирают, запертые в подполе, и никто не возьмет их на руки и не утешит, никто не завернет малышей в теплое одеяло и не поцелует в щечку. Лучше бы могильщики дали ей умереть.

Сестра погладила ее по плечу.