Хотя Тикл и родилась в неволе, ею никто не занимался, и она была по-настоящему дикой. Поскольку выпустить мангусту из клетки, пока у нее не изменится характер, оказалось невозможным, весь первый день пришлось ее приручать. Я посадила Тикл в маленький вольер и, предусмотрительно надев на руки толстые кожаные перчатки Питера, вошла к мангусте. На протянутой ладони лежали маленькие кусочки мяса, нища настолько соблазнительная, что через некоторое время, поднабравшись мужества, Тикл осторожно приблизилась ко мне и, предостерегающе ворча, схватила любимое лакомство. Через два часа я решила, что пора брать ее на руки. Когда Тикл подошла на близкое расстояние, я схватила ее. Пока мангуста яростно сопротивлялась, вцепившись в перчатку зубами, я говорила ей успокаивающие слова, поглаживая спинку и горлышко. Через несколько минут Тикл стала принимать ласку, легла, повернула ко мне головку и зажмурила глазки. Я медленно освободила ее, но мангуста осталась лежать на коленях. Потом она спрыгнула, но никуда не ушла от меня. О чем-то довольно чирикая, она стала затем валяться по траве так же, как это когда-то делали Хиглети и Пикл. Когда я протянула к ней руку, чтобы погладить, мангуста предостерегающе запищала, но тем не менее позволила мне эту вольность. К концу дня Тикл стала совсем ручной, и я спокойно могла брать ее на руки и держать, не боясь укусов. Кожаные перчатки не пригодились, и я, чувствуя некоторую гордость, вошла в дом, держа Тикл на руках.
В последующие недели наша мангуста превратилась в очаровательное маленькое существо с весьма независимым характером. Однако, куда бы я ни шла, она бежала за мной, словно привязанная. Самыми лучшими были для Тикл те минуты, когда после обеда я могла прилечь на кровать и поиграть с ней. Как только мангуста видела, что я иду в спальню, она бросалась вперед и одним прыжком взлетала ко мне. Повозившись, она обычно устраивалась возле меня на спинке, подняв все четыре лапки и довольно урча.
Особым вниманием Тикл пользовалась половая щетка. Как только кто-нибудь из слуг начинал подметать пол, она бросалась на щетку, вцеплялась в нее мертвой хваткой зубами и когтями и висела, как пиявка. Когда щетку приподнимали, то мангуста просто болталась на ней, не ослабляя хватки. Естественно, что эта «милая привычка» Тикл мешала нормальной уборке комнат и мангусту приходилось выставлять вон. Сначала она крутилась около дверей, затем, совсем как белка, становилась на задние лапки и через стекло пристально глядела на захватывающее для нее зрелище — двигающуюся щетку. Через какое-то время все это становилось для Тикл совершенно невыносимым. Тогда она срывалась с места и бегала кругами вокруг дома в поисках любой щелки, любой дырочки, которые позволили бы ей прорваться внутрь. Закончив основную уборку, мы позволяли ей подраться со щеткой. Тикл никогда не уставала от этой игры и бывала полностью захвачена ею. Если щеткой не пользовались, мангуста могла часами лежать поблизости, совсем как собака у мячика, страстно желая, чтобы кто-нибудь пришел и поиграл с ней.
Пытливость и любопытство — вот характерные черты Тикл. Тут она не знала границ, впрочем, как и вообще все мангусты. Наши воспитанники ее весьма привлекали. Вечерами, когда они возвращались домой, Тикл дежурила около загонов, с живейшим интересом наблюдая за каждым движением животных. У нее совершенно отсутствовало чувство страха, и я всегда беспокоилась, чтобы ее как-нибудь не раздавили. Однако тщетно было бы пытаться заставить ее держаться на безопасной дистанции. И вот однажды вечером, к моему ужасу, один из служителей принес Тикл, совершенно безжизненно лежавшую на его ладони. Я схватила маленькое тельце, стремясь обнаружить хоть какие-нибудь признаки жизни. К моему огромному облегчению, сердечко ее слабо билось. Я смочила мордочку Тикл холодной водой, и она постепенно пришла в себя. Как я и ожидала, ее случайно ударил копытом один из буйволов. Можно ’было предполагать самое худшее, но, к счастью, через два или три дня все обошлось.
Я надеялась, что этот случай послужит Тикл уроком, но, как оказалось, ее любовь к нашим великорослым воспитанникам только возросла. Несмотря ни на что, Тикл каждый вечер продолжала ходить им навстречу и приветствовать при возвращении домой.