Сироты вечности

Охваченный подозрением, от которого его пальцы, уже дрожавшие, задрожали еще сильнее, Хока Уште переместил ладонь под просторной рубашкой с лобка на талию винчинчалы.

Волосы были и там – обвивали талию подобием ремня.

Хока Уште тотчас понял, что остался в дураках. Он опустил руку ниже, нашарил косичку между девичьих ног, теперь сдвинутых, и ощупью обследовал: косичка спускалась из-под рубашки, проходила под одеялом и тянулась по полу. Хока Уште лежал на ней. Он перекатился на бок и пробежал пальцами по волосяной веревке – она вела прямо к Горластой Женщине.

Мать Бегущего Олененка перехитрила Хромого Барсука. Она прибегла к старой уловке, распространенной среди матерей икче-вичаша: взяла длинную веревку из конского волоса и один конец обвязала дочери вокруг талии. Другой же конец был привязан к щиколотке Горластой Женщины. Хока Уште отдернул дрожащую руку, ведь от малейшего натяжения волосяной веревки старуха, сейчас подозрительно затихшая, могла проснуться. Возможно, она уже проснулась и схватилась за свой скорняжный нож.

Хоке Уште подался назад, все еще чувствуя в кончиках пальцев тепло девичьего тела. Он с величайшей осторожностью приподнялся на руках, чтоб не задевать плетеную веревку, и медленно, очень медленно пополз прочь от спящей винчинчалы – точно так же он однажды уползал от гремучей змеи, свернувшейся кольцами на плоском валуне, где он прилег вздремнуть.

Хоке Уште потребовалась целая вечность, чтобы добраться до проема, через который он проник в типи, и еще две вечности он собирался с духом, чтобы приподнять полог и снова проскользнуть под ним. Шорох кожаной стенки типи показался оглушительным, как раскат грома в сочетании с громовым топотом бизоньего стада, охваченного паническим страхом. Очутившись снаружи, Хромой Барсук встал на четвереньки и попытался отдышаться, но тут у соседнего типи залаяла собака, и он вскочил на ноги и опрометью помчался к краю деревни, напрочь забыв о всякой осторожности. Он скатился с откоса к ручью и прятался там в кустах почти до рассвета, а потом прокрался к типи своего деда и вошел с таким видом, словно просто выходил помочиться.

Между тем тело и ум Хоки Уште горели огнем неудовлетворенной страсти. Да уж, ночка у него выдалась тяжелая.

Рано утром дед Хоки Уште, тункашила Громкоголосый Ястреб, вошел в типи, легогонько толкнул мальчика носком мокасины и сказал: «Ку-куу! Вставай и собирайся. Мы идем к Стоячему Полому Рогу».

Можешь представить, как испугался Хока Уште. Он не сомневался: отец Бегущего Олененка поутру обнаружил его следы и теперь знает о проникновении в типи. Как ни боялся мальчик Стоячего Полого Рога, он понял, что еще сильнее боится Горластую Женщину. Все селение потешалось над Стоячим Полым Рогом, чью жизнь отравлял сварливый пронзительный голос жены, и теперь Хока Уште представил, как эта старая черепаха будет прогрызать ему плешь до скончания дней. Пока бедолага, волоча ноги по пыли, брел за своим тункашилой к жилищу Бегущего Олененка, он не придумал лучшего способа избежать позора, чем самоубийство или добровольное изгнание.

В типи Стоячего Полого Рога все спальные одеяла были убраны, остались только церемониальные – на них и уселись двое мужчин и сгорающий от стыда мальчик. Нигде поблизости не было и следа Горластой Женщины, если не считать чаш с горячим пежута-сапой, который она, по всей видимости, недавно вскипятила, а Стоячий Полый Рог сейчас предложил Громкоголосому Ястребу и Хромому Барсуку. Густой горький напиток пежута-сапа, «черное лекарство», икче-вичаша изредка выменивали у вашичунов. Жутко крепкий и противный на вкус кофе иные из сиу считали вакан, уступающим по силе только мни-вакен, огненной воде, то есть виски – и в те дни, когда вашичуны еще не расползлись по всем равнинам, точно вши по бизоньей шкуре, пежута-сапа был большой редкостью. Щедрость старого воина удивила Хоку Уште, но потом он сообразил, что, скорее всего, это некая формальная процедура, предваряющая страшную головомойку.

После распития кофе процедура продолжилась: Стоячий Полый Рог набил кинник-кинником свою трубку и зажег. Когда Хока Уште предложили поучаствовать во взрослом ритуале курения, он опять удивился, а потом опять решил, что это своего рода прелюдия перед ужасным наказанием, уготованным для него. От черного лекарства и крепкого табака у него слегка закружилась голова. Мальчик решил, что он слишком робок и слишком устал, чтобы уйти в изгнание на всю жизнь. Он убьет себя.

– Хока Уште! – начал Стоячий Полый Рог голосом таким резким и звучным, что мальчик от страха чуть не воспарил над одеялом. – Думаю, ты знаешь мою дочь, Бегущего Олененка?

– Охан, – только и сумел выдавить Хромой Барсук. «Да».

Все остальные слова вылетели у него из головы. Он не находил оправданий своему поступку.