Сироты вечности

Не важно, что ты никогда этого не прочтешь. Питер, сынок, кажется, пришло время рассказать тебе о том, что случилось тридцать лет назад. Я испытываю настоятельную потребность сделать это, хотя многого до сих пор не понимаю – и никто не понимает, – а жизнь до пандемии для многих из нас давно покрылась смутной дымкой. И все же мы с твоей матерью должны объясниться, и я приложу все усилия, чтобы не оплошать.

Когда это началось, я, как и большинство американцев в тот вечер, сидел перед телевизором и, как нарочно, переключился на вечерние новости с Дэном Разером на Си-би-эс. Поскольку мы жили в восточном часовом поясе, новости шли в прямом эфире.

Сегодня некоторые считают, что пандемия в нашем полушарии началась из-за того, что Земля попала в зону космической радиации. Другие «эксперты» уверены, что в тот день микровирус проник в атмосферу и распространился, словно ряска в стоячей воде. Верующие – в те времена еще были верующие – уверяли, что гнев Божий первым делом обрушился на Америку, ибо Америка – Содом и Гоморра наших дней. Но истина в том, что никто не знал тогда, не знает и теперь, откуда взялась эта напасть и почему пандемия началась с Западного полушария.

Сказать по правде, Питер, теперь никого это не волнует.

Но пандемия началась, причем именно тогда, когда я смотрел вечерние новости с Дэном Разером. Твоя мать готовила ужин. Ты лежал в колыбели, которая стояла в столовой. Дэн Разер говорил про палестинцев, когда внезапно на его лице появилось изумленное выражение, как уже было несколько лет назад, когда демонстранты ворвались в студию в прямом эфире, только теперь он был один.

Лицо Дэна начало таять. Нет, «таять» не в прямом смысле, скорее оно поплыло, потекло, поползло вниз, как расплавленный воск на горячей плите.

Минуту я думал, что причина в плохом сигнале или кабельная компания снова мутит воду, и уже собирался встать, подойти к телефону и сказать кабельщикам, что про них думаю, как Разер замолчал и схватился за лицо, которое растекалось и меняло форму, словно шпаклевка. Я снова сел и крикнул:

– Майра, иди сюда!

Мне пришлось повторить дважды, пока твоя мать не появилась, вытирая руки кухонным полотенцем и жалуясь, что никогда не приготовит ужин, если я буду все время… запнулась и спросила:

– Что это с Дэном?

– Не знаю, – ответил я, – может быть, кто-то пошутил?

Меньше всего это походило на шутку, и это пугало сильнее всего. Морщинистое, но еще моложавое лицо Дэна перестало течь, как расплавленный воск, и теперь дергалось, меняя форму. Мышцы и кости под кожей перемещались, словно крысы шныряли под брезентом. Левый глаз… как бы сказать… мигрировал, передвигался по лицу, словно кусок курицы в супе цвета кожи.

Раздались крики за камерой, картинка расплылась и резко сменилась заставкой «Вечерние новости с Дэном Разером на Си-би-эс». Впрочем, спустя несколько секунд на экране снова возник Дэн. Вероятно, тот, кто рулил в студии, или как они называют ту комнату, где сидят режиссеры, решил, что происходящее на экране и есть самая горячая новость, гори она в огне. Тем временем Дэн, пошатываясь, встал и, не отнимая рук от лица, уставился в мониторы, как в зеркала. На этой стадии лицо ведущего уже не напоминало шпаклевку – под его пальцами ничего не двигалось. В груди Дэна клокотало, но он успел оторвать от себя эту штуку, вроде микрофона, поэтому слышно было плохо. Затем Дэн убрал руки от лица.

– Господи боже, – промолвила твоя мать, которая в жизни не сквернословила и не поминала имя Господа всуе. – Господи ты боже мой, – повторила она.

Лицо Дэна Разера превратилось в одно из тех лиц, что показывают в «Байках из склепа» на канале Эйч-би-оу, которые мы стараемся не смотреть. Впрочем, разница была: в шоу, каким бы идеальным ни был грим, ты всегда знаешь, что это только грим. Сейчас все было взаправду.

Лицо Дэна Разера изменилось. Лоб опустился так низко, что седая грива волос – было заметно, что недавно Дэн подстригся, – находилась там, где две минуты назад была переносица. У него больше не было носа – только хоботок с двумя дырками, как у муравьеда. Хоботок свисал ниже челюсти, на конце пульсировала розовая пленка вроде барабанной перепонки. Инфицированной перепонки. Всякий раз, когда пленка раздувалась, вы могли заглянуть Дэну в лицо. Не в глаза, как вы, вероятно, подумали, а непосредственно внутрь – и увидеть зеленую слизь, кости, мышцы и все прочее.

Левый глаз Дэна перестал мигрировать в районе скулы, увеличился в размерах и стал ярко-желтым. Правый выглядел получше, но вокруг него начал расти алый петушиный гребень, свисая туда, где раньше были щеки, а теперь – лоб, и сходясь вдоль костяного выступа, выпиравшего из правой щеки, как этот, как там его, вырост на спине у стегозавра.

А еще зубы. Вскоре мы придумаем названия для всего – хобот двуличия, гребень деспотизма, зубы тщеславия, выпирающие во все стороны из разодранного рта, – но ты должен понять, что тогда мы видели стигматы впервые, не соотнося их с уровнем интеллекта, темпераментом или характером.