— Идемте, — взволнованно проговорил Чудамани, — нужно помочь Шанкару. С остальным после разберемся.
Отряд возобновил движение, спешно спускаясь с холма в сторону моста. Стражникам то и дело приходилось перешагивать через обезображенные и истерзанные тела, лежащие прямо на дороге. С каждым проделанным шагом, лица воинов становились все бледнее. Кто-то периодически невольно вскрикивал, с трудом узнав в погибшем близкого друга или знакомого… или того хуже. Однако останавливаться было нельзя. Нужно достичь восточных ворот города, как можно скорее. Помочь Шанкару и его отряду. Иначе оплакивать убитых будет уже некому.
Они спустились с холма и вступили на каменный мост, перекинутый через небольшой канал.
Один из телохранителей тихо застонал.
Чудамани покосился на него:
— Ты в порядке?
— Да, Ваша Светлость, — угрюмо ответил тот.
Верховный жрец одобряюще улыбнулся:
— Скоро все закончится.
— Да, — иронично хмыкнул телохранитель в ответ, — так или иначе.
Чудамани промолчал. Улыбка медленно сползла с его потрескавшихся губ.
«
Они вступили на рыночную площадь. Вид пустующей мастерской, из трубы которой сегодня не валил дым, вновь натолкнул Верховного жреца на мысли о кузнеце.
— Напомни, как это случилось? — попросил он.
— Я не знаю, — уныло ответил телохранитель. По лицу было видно, что ему неприятно возвращаться в прошлое. — Тюремщик говорит, что когда вернулся, то Брасид был уже мертв.
— Он отлучался? — спросил Чудамани только для того, чтобы заполнить окружающую тишину.
— Да. За пшеничными лепешками… — воин сглотнул, — сказал, если бы знал, то приберег их на потом.
Верховный жрец кисло улыбнулся:
— Богатство — как тень облака[1].
— Ха, — невесело поддакнул телохранитель, — верно, Ваша Светлость. Красиво говорите, даже в такой страшный момент.
— Я же Верховный жрец, как никак, — попытался отшутиться Чудамани, но получилось плохо.
Крики впереди стали отчетливее. Они постепенно нарастали в сплошной гул, состоящий из яростных воплей.
— У вас есть силы? — спросил Чудамани. — Требую честного ответа.
— Не уверен, — произнес после короткой паузы Амрит.
— Не знаю, — сказал один из стражников.
— Есть! — выкрикнул второй, но голос его прозвучал совсем не бодро. Скорее вымученно.
— Тогда продолжаем движение в том же темпе, — решил Верховный жрец, — если сорвемся на бег, то в схватке от нас не будет никакой пользы. Растеряем все силы по дороге.
— Но тогда мы можем не успеть! — воскликнул Амрит. — Выдержит ли Шанкар?
— Будем молить богов, чтобы выдержал, — прошептал Чудамани.
Они миновали рыночную площадь. По обе стороны от главной улицы выстроились ровные ряды хижин. Окна были закрыты ставнями. Оттуда не доносилось ни звука.
«
Чудамани хотел узнать ответы на эти вопросы, но не мог позволить себе начать искать прямо сейчас. Восточные ворота Мохенджо-Даро — вот их главная цель.
Верховный жрец ощущал гнетущее чувство обреченности, что источали от себя эти хижины. Словно они хотели раздавить его своим весом, медленно нависая над ним с обеих сторон. Вновь появилась слабость и легкое головокружение.
«
Они отошли от рыночной площади более, чем на сотню локтей. Крики с востока уже отчетливо свидетельствовали о проходящей в той стороне ожесточенной схватке. Это подстегивало воинов, заставляя едва ли не срываться на бег. Но Верховный жрец постоянно одергивал их, напоминая о необходимости беречь силы. Он и сам с трудом не поддавался порыву, но понимал — если они совершат бросок, то просто упадут замертво. Поэтому старался не вслушиваться в звуки боя, а сосредоточиться на чем-то другом.
«
Он начал прислушиваться к этому приятному звуку. Будто собака неторопливо смакует куриную кость, аппетитно обгладывая хрящики. На удивление это даже помогло слегка успокоиться. Сердце стало биться чуть тише, дыхание сделалось ровнее. А жажда ринуться вперед на помощь Шанкару притупилась. Чудамани прикрыл веки и сосредоточился на шуме известняка.
Хрум-хрум-хрум.
Он не заметил, как их отряд преодолел еще сотню локтей, пройдя примерно половину главной улицы города. Впереди чуть справа показался знакомый проулок. Именно в нем находилась хижина Анила и его семьи.
«
Возле проулка распростерлось безжизненное обнаженное тело. Из груди трупа торчало копье. На лице мертвеца застыла гримаса удивления и ярости.