Сирруш (СИ)

Брасид раздул кузничные меха. Его вспотевшую и вымазанную сажей кожу обдало жаром, однако матерый творец металлических изделий давно привык, что в мастерской стоит пекло похлеще знойного солнца пустыни. Взяв в могучую правую руку молот, а в левую заготовку медного меча, он поместил предмет на наковальню и начал наносить равномерные и выверенные удары. Звон металла о металл заполнил все пространство кузницы, смешавшись с гулом горячего воздуха из-под мехов. Лицо Брасида, всегда такое миролюбивое и дружелюбное, сегодня носило на себе печать озабоченности и тревоги. На днях ему пришлось вскрыть последний ящик из своих старых запасов шкур дикого зубра. Шанкар обещал ему продать новую партию, но до сих пор так и не добыл необходимый материал. Как только этот ящик опустеет, то кузница не сможет продолжить работу, и мастерская просто встанет. Воины лишатся оружия, а мирные жители — орудий труда. Если только он не переборет себя и не обратится за шкурами на свиноферму Панишвара. При мысли об алчном и хитром хозяине скотного двора, Брасид плюнул на наковальню и сильнее обычного ударил молотом по заготовке меча, постепенно принимающей должный облик.

«Если Шанкар не принесет мне шкуры диких зубров, то и вправду придется идти на поклон к Панишвару. Иначе я рискую остаться без денег и еды».

Продолжая орудовать кузничным молотом и погружаясь в пучину мрачных мыслей, Брасид не сразу сообразил, что до его слуха сквозь грохот и шум мастерской доносится другой, непонятный звук. Остановившись на очередном замахе, он прислушался. Ему показалось, как позади раздалось шипение.

«Ш-ш-ш-ш-ш».

Будто кто-то погрузил раскаленную сталь в чан с холодной водой.

Брасид ругнулся. Видимо, подкова, которую он оставил на краю рядом с чаном, соскользнула-таки внутрь и теперь придется ее оттуда вылавливать, да исправлять возможные недочеты. Отложив молот в сторону, кузнец обернулся. Подкова лежала на том самом месте, где он ее и оставил, чем несказанно обрадовала кузнеца. Лицо здоровяка на мгновение прояснилось, а из могучих легких вырвался вздох облегчения.

«Показалось».

Утерев пот со лба тыльной стороной ладони, Брасид вернулся к молоту с наковальней и продолжил усердно работать. Меха кузницы набрасывали все новые и новые порции жара. Вновь воздух наполнился звуками звона металла о металл.

«Да, пожалуй, выбора нет. Придется идти на поклон к Панишвару. Будь оно все неладно. Что же это такое происходит? Шанкар меня никогда не подводил. Наверняка на то есть причины. Но какие?».

Он снова отставил молот в сторону и осмотрел меч.

«Еще немного. Подровнять здесь, остудить там и…».

Позади него опять раздалось шипение. На этот раз Брасид был точно уверен, что ему не послышалось. Отчетливый звук.

«Ш-ш-ш-ш-ш».

«Проклятая подкова все-таки соскочила!».

Брасид обернулся через плечо, однако та продолжала лежать на том же самом месте.

Нахмуренные брови кузнеца сдвинулись еще больше, сливаясь на переносице.

«Змея. В мою мастерскую заползла кобра! И почему я до сих пор мангуста не завел?!».

Крепко схватившись за молот, он развернулся, внимательно осматривая кузницу. Взгляд Брасида скользнул по столу напротив. По чану с холодной водой. Прошелся по формам для залива расплавленного металла. Пробежался по земляному полу от противоположной стены до самого выхода, через который в мастерскую пробивался солнечный свет. Никаких признаков кобры или какой-либо другой ползучей гадины.

Брасид почувствовал, как ему стало немного не по себе. Его правая рука инстинктивно крепче сжала огромный молот.

«Но ведь я точно слышал. Клянусь богами пустыни! Где же ты?».

Словно в ответ на его вопрос звук раздался вновь. Только на этот раз Брасиду показалось, что он раздается не из какого-то конкретного места. Нет. Шум шел словно отовсюду. Он был везде и одновременно нигде. Кузнец не смог бы объяснить этого, даже если бы захотел. И теперь звук содержал в себе не просто шипение, а слова. Слова, значения которых Брасид не знал. Но они заставляли бегать холодные мурашки по затылку, несмотря на сильный жар внутри кузницы.

«С-и-и-и-и-рру-ш-ш-ш-ш».

— Кто здесь? — неуверенно прохрипел здоровяк, но его голос потонул в шуме работающей мастерской.

Внезапно он услышал смех. Тихий, злорадный, не предвещавший ничего хорошего. Словно голодный шакал, дорвавшийся наконец до огромного куска мертвечины. Смех, как и звук, заполонил все окружающее его пространство. Впервые в жизни Брасид ощутил слабость в ногах и желание немедленно присесть.