В колониальных или полуколониальных регионах всякий раз, когда притязания морской державы оспаривались либо туземцами, либо конкурирующими державами, эти государства направляли в регион один или несколько военных кораблей в качестве символических представителей власти страны. Известным примером такого рода политики престижа является визит Вильгельма II в 1905 году на борту немецкого военного корабля в Танжер, столицу Марокко, с целью противодействия французским притязаниям в отношении этого государства. Средиземноморские круизы, которые американские военно-морские эскадры совершают с 1946 года в итальянские, греческие и турецкие порты, являются безошибочным ответом на российские устремления в этом регионе. Выбор в 1946 году самого большого линкора и самого современного авианосца американского флота продемонстрировал Советскому Союзу, а также странам восточного Средиземноморья воздушную и военно-морскую мощь, которой обладают Соединенные Штаты и которую они решили использовать для защиты статус-кво в восточном Средиземноморье.
Наиболее радикальной формой военного типа политики престижа является частичная или полная мобилизация. Мобилизация как инструмент политики престижа сегодня, возможно, устарела, поскольку война будущего, по всей вероятности, потребует полной готовности в любое время. Однако в прошлом, а также в 1938 и 1939 годах, призыв на военную службу либо определенных категорий резервистов, либо всех военнообязанных был мощным инструментом политики престижа. Когда, например, в июле 1914 года Россия мобилизовала свою армию, за которой последовала мобилизация австрийских, немецких и французских войск, когда Франция и Чехословакия мобилизовали свои армии в сентябре 1938 года, а Франция свою армию снова в марте и сентябре 1939 года, целью всегда была демонстрация друзьям и врагам как собственной военной силы, так и решимости использовать эту силу для поддержки собственных политических целей.
Здесь престиж, то есть репутация силы, используется как в качестве сдерживающего фактора, так и в качестве подготовки к войне. Предполагается, что престиж собственной нации будет достаточно велик, чтобы удержать другие нации от войны. В то же время есть надежда, что если эта политика престижа потерпит неудачу, мобилизация вооруженных сил до фактического начала войны поставит собственную нацию в наиболее выгодное военное положение, возможное в данных обстоятельствах. В этот момент политическая и военная политика становятся двумя различными аспектами одного и того же. У нас еще будет повод указать на тесную взаимосвязь между международной политикой и военной политикой как в мирное, так и в военное время.
Две цели политики престижа
Политика престижа имеет две возможные конечные цели: престиж ради него самого или, что гораздо чаще, престиж в поддержку политики статус-кво или клин-империализма. Стремясь к престижу ради него самого, он редко является главной целью международной политики. В международной политике престиж — это максимум приятный побочный продукт политики, конечной целью которой является не репутация власти, а ее содержание. Отдельные члены национального общества, защищенные в своем существовании и социальном положении интегрированной системой социальных институтов и правил поведения, могут позволить себе предаваться соревнованию за престиж как своего рода безобидной социальной игре. Но нации, которые как члены международного общества должны в основном полагаться на свою собственную силу для защиты своего существования и положения, вряд ли могут пренебречь эффектом, который приобретение или потеря престижа будет иметь на их позиции силы на международной арене.
Поэтому не случайно, как мы уже отмечали, наблюдатели международных отношений, недооценивающие значение силы, склонны легкомысленно относиться к вопросам престижа. И также не случайно, что не ответственные государственные деятели, а лишь безрассудные эгоцентрики склонны проводить политику престижа ради него самого. В наше время в качестве примера можно привести Вильгельма II и Муссолини. Опьяненные вновь обретенной внутренней властью, они рассматривали международную политику как своего рода личный спорт, где в возвеличивании своей нации и унижении других можно наслаждаться личным превосходством. Однако, поступая так, они путали международную сцену с внутренней. Дома демонстрация своей силы или хотя бы ее видимости была бы в худшем случае не более чем безобидной глупостью. За рубежом такая демонстрация — это игра с огнем, который поглотит игрока, не обладающего властью, соответствующей его убеждениям или притворству. Правительства одного человека, то есть абсолютные монархии или диктатуры, склонны отождествлять личную славу правителя с политическими интересами нации. С точки зрения успешного ведения внешних дел такое отождествление является серьезной слабостью, так как ведет к политике престижа ради него самого, а не ради сохранения статус-кво или империалистической экспансии.