Двадцатилетие ознаменовалось крупными инновациями в технике ведения войны. Они давали, по крайней мере, временное преимущество той стороне, которая их использовала, прежде чем противник сделал это или смог защититься от них. Во-первых, это подводная лодка, которая использовалась в Первой мировой войне Германией в основном против британских судов и, казалось, могла решить исход войны в пользу Германии, пока Великобритания не нашла ответ на эту угрозу в конвое. Во-вторых, это танк, который в значительных и концентрированных количествах использовался британцами, но не немцами, на заключительном этапе Первой мировой войны. Танк дал союзникам один из их активов для победы. В-третьих, стратегическая и тактическая координация военно-воздушных сил с сухопутными и военно-морскими силами внесла большой вклад в превосходство Германии и Японии на начальных этапах Второй мировой войны. Перл-Харбор и катастрофические поражения, которые британцы и голландцы потерпели от рук японцев на суше и на море в 1941 и 1942 годах, были наказанием, которое пришлось заплатить за нудную отсталость перед лицом «более прогрессивного» врага. Если прочитать мрачный обзор британских поражений, который Уинстон Черчилль сделал на секретном заседании парламента 23 апреля.
Поражает тот факт, что все эти поражения на суше, на море и в воздухе имеют один общий знаменатель: пренебрежение к технологии ведения войны, созданной воздушной мощью. Наконец, монополия на атомную бомбу, пока она длится, дает Соединенным Штатам огромное технологическое преимущество с точки зрения военной мощи.
Помимо своевременного использования технологических инноваций, качество военного руководства всегда оказывало решающее влияние на национальную мощь. Могущество Пруссии в XVIII веке было в первую очередь отражением военного гения Фридриха Великого и введенных им стратегических и тактических инноваций. Военное искусство изменилось с момента смерти Фридриха Великого в 1786 году до битвы при Йене в 1806 году, когда Наполеон уничтожил прусскую армию, которая сама по себе была так же хороша и сильна, как и двадцать лет назад. Но, что еще важнее, военного гения не хватало в ее лидерах, которые заново сражались в битвах Фридриха Великого. На другой стороне командовал военный гений, использовавший новые идеи в стратегии и тактике. Это решило вопрос в пользу Франции.
Психология французского Генерального штаба в период между двумя мировыми войнами, связанная с линией Мажино, стала нарицательным словом для обозначения ошибочного стратегического мышления. В то время как тенденции современной технологии, особенно ее тенденция к механизации транспорта и коммуникаций, указывали на вероятность войны передвижения, французский генеральный штаб продолжал мыслить в терминах окопной войны Первой мировой войны. С другой стороны, немецкий генеральный штаб, полностью осознавая стратегические возможности механизированной войны, планировал свои кампании с точки зрения беспрецедентной мобильности. Слияние этих двух концепций, не только во Франции, но и в Польше и Советском Союзе, породило в «блицкриге» превосходство немецкой мощи, которое приблизило Германию к окончательной победе. Интеллектуальный шок и военно-политическое опустошение, вызванное наступлением гитлеровских панцеров и пикирующих бомбардировщиков на польскую кавалерию в 1939 году и на неподвижную французскую армию в 1940 году, положили начало новому периоду военной истории, подобному тому, который начался с вторжения Карла VIII в Италию в 1494 году. Но если итальянским государствам не на кого было опереться, чтобы восстановить свои силы, то во Второй мировой войне превосходящие технологии Соединенных Штатов и превосходящие людские ресурсы Советского Союза обратили стратегические инновации Хайдера на его погибель.
Сила зависит от количества людей и оружия и их распределение между различными марками военного ведомства Нация может иметь хорошие инновации в ведении войны. Ее военные лидеры могут преуспевать в стратегии и тактике, соответствующей новым методам ведения войны. Однако такая нация может быть слабой в военном и, как следствие, в политическом отношении, если она не обладает военным учреждением, которое по своей сверхсиле и силе его составных частей не является ни слишком большим, ни слишком маленьким в свете задач, которые оно может быть призвано выполнять. Должна ли нация, чтобы быть сильной, располагать большой армией или ее могуществу не мешает наличие, по крайней мере в мирное время, большой армии? Устарели ли крупные военно-морские силы, или линкоры и тяжелые крейсера все еще выполняют полезную функцию? Насколько крупное военное ведомство может позволить себе страна с учетом ее ресурсов и обязательств? Требует ли забота о национальной мощи широкомасштабного производства самолетов и других механизированных вооружений в мирное время, или же, учитывая быстрые изменения в технологии, страна должна тратить свои ресурсы на исследования и производство ограниченного количества усовершенствованных видов вооружений?