Оценка российской мощи происходила по аналогичной схеме, только в новом историческом порядке. С 1917 года до Сталинградской битвы в 1943 году к Советскому Союзу относились так, как будто его слабость в начале 20х годов сохранялась, какие бы изменения ни происходили в других областях. Так, британская военная миссия, направленная в Москву летом 1939 года для заключения военного союза с Советским Союзом в преддверии приближающейся войны с Германией, задумала свою задачу, исходя из того представления о силе России, которое могло быть оправдано за десять или двадцать лет до этого. Этот просчет стал важным элементом провала миссии. С другой стороны, сразу после победы под Сталинградом и под влиянием агрессивной внешней политики Советского Союза, непобедимость Советского Союза и неизменность его господства в Европе была широко распространенной догмой.
В нашем отношении к латиноамериканским странам существует, казалось бы, неискоренимая склонность считать, что неоспоримое превосходство колосса Севера, существовавшее с тех пор, как народы Западного полушария обрели независимость, было почти законом природы, который демографические тенденции, индустриализация, политическое и военное развитие могли изменить, но не могли изменить в принципе. Точно так же, поскольку на протяжении веков политическая история мира определялась представителями белой расы, а цветные расы были в основном объектами этой истории, представителям всех рас одинаково трудно представить себе ситуацию, когда политическое превосходство белой расы может больше не существовать, когда, более того, отношения между расами могут даже измениться на противоположные. Особенно демонстрация кажущейся непреодолимой военной мощи оказывает странное очарование на умы тех, кто склонен к поспешным пророчествам, а не к осторожному анализу. Это заставляет их верить, что история как бы остановилась, и что сегодняшние обладатели неоспоримой власти не могут не пользоваться этой властью завтра и послезавтра. Так, когда в 1940 и 1941 годах мощь Германии достигла своего пика, было широко распространено мнение, что нацистское господство в Европе установлено навсегда. Когда в 1943 году скрытая мощь Советского Союза поразила мир, Сталину отдавали должное как будущему хозяину Европы и Азии. В послевоенные годы американская монополия на атомную бомбу породила концепцию «американского века», мирового господства, основанного на американской мощи.
Корень всех этих тенденций верить в абсолютный характер власти или принимать постоянство определенной властной группировки как должное лежит в контрасте между динамичным, постоянно меняющимся характером властных отношений между странами, с одной стороны, и жаждой человеческого интеллекта к определенности и безопасности в виде однозначных ответов, с другой. Столкнувшись с непредвиденностью, двусмысленностью и неопределенностью международной ситуации, мы ищем определенного понимания силовых факторов, на которых основывается наша внешняя политика. Мы все находимся в положении королевы Виктории, которая после увольнения Пальмерстона, чьи непредсказуемые шаги на международной арене приводили ее в ярость, попросила своего нового премьер-министра Джона Рассела предоставить «регулярную программу, охватывающую эти различные отношения с другими державами». Ответы, которые мы получаем, не всегда столь мудры, как тот, который Джон Рассел дал королеве Виктории. «Очень трудно», — ответил он, — «установить какие-либо принципы, от которых нельзя было бы часто отклоняться». Однако заблуждающееся общественное мнение слишком склонно обвинять государственных деятелей в таких отклонениях, считая, что следование принципам, без учета распределения власти, является скорее добродетелью, чем пороком.
То, что необходимо наблюдателю международной политики для того, чтобы выявить неизбежные ошибки в расчетах власти, — это творческое воображение, не поддающееся очарованию. Творческое воображение такого рода было бы способно на то высшее интеллектуальное достижение, которое заключается в обнаружении под поверхностью нынешних властных отношений зародышей будущего, в объединении знания того, что есть, с догадкой о том, что могло бы быть, и в конденсации всех этих фактов, симптомов и неизвестных в диаграмму вероятных будущих тенденций, которая не слишком расходится с тем, что произойдет на самом деле.
Третья типичная ошибка в оценке силы различных наций — приписывание одному фактору главенствующего значения в ущерб всем остальным — лучше всего иллюстрируется тремя наиболее значимыми в наше время проявлениями: геополитикой, национализмом и милитаризмом.