Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в.

Постепенно приобретали опыт и Советы, ходатайствующие перед Синодом, а иногда и имеющие непосредственный интерес к организуемым командировкам. Цели и задачи, а также маршруты командировок преподавателей определялись чаще всего самостоятельно, хотя члены Совета при рассмотрении ходатайства могли порекомендовать корректировку маршрута, расширение или конкретизацию задач, исходя из своего знакомства с зарубежной наукой, учеными, книгохранилищами и музеями, из личного опыта. Задание и маршрут для кандидатов на преподавательские кафедры и профессорских стипендиатов составлялись Советом или руководителем стипендиата с утверждением Совета. Но при отправлении всем командируемым давалась от Совета «инструкция» с примерным маршрутом и три задания: 1) научное – ознакомиться с основными направлениями преподаваемого им предмета в западной науке, 2) методологическое – уяснить положение этой науки среди других богословских наук, внутреннюю структуру, изучаемые вопросы, применяемые методы и т. д., 3) источниковедческое и историографическое – ознакомиться с доступными источниками и лучшими пособиями, составить каталог и по возвращении рекомендовать академической библиотеке.

В этом отношении интересно мнение о заграничных командировках профессора СПбДА В. В. Болотова. Сам он не был любителем путешествий и не признавал общекультурных и общепознавательных мероприятий как непозволительную трату времени и сил для ученого-специалиста. Заграничная «ссылка» – отрыв от библиотеки и трудовой кельи, – по его мнению, могла быть оправдана только великой пользой для академии. Поэтому надо выбирать в европейских университетах только лучших ученых, непревзойденных специалистов в своем деле, и задания командируемым формулировать очень конкретно и продуманно. Сам В. В. Болотов дважды принимал активное участие в формулировке заданий или «курировании» заграничных научных поездок. Первый раз – в 1882–1884 гг., в письмах к И. С. Пальмову, путешествующему с научной целью по славянским странам[756]. В. В. Болотов был оппонентом на магистерском диспуте И. С. Пальмова, передавал ему просьбы И. Е. Троицкого и не мог отстраниться от научной деятельности своего ближайшего коллеги и личного друга. В этих письмах В. В. Болотов, во-первых, укорял своего молодого коллегу (И. С. Пальмов был на два года и на два курса моложе В. В. Болотова) в том, что он в своей командировке слишком много времени уделял светскому общению, «славянофильским» беседам, которые лишь «болтовня приятного с самым бесполезным», вместо того чтобы сосредоточиться на изучении памятников и источников, на науке в тесном смысле слова – «Geschichte der Altslavischen Kirchen»[757]. Во-вторых, он призывал выбирать те города и университеты, которые имеют научные традиции и серьезный настрой. Так, Варшаву он считал «бестолковою (с почтенными, впрочем, исключениями)», а Германию – научным миром, который может обогатить как в отношении источников и научных книг, так и в отношении методологии. Важными качествами, которым стоит учиться у немцев, В. В. Болотов считал: умение работать с источниками, внимание к тексту, палеографическую подготовку, знание рукописного материала, просто работоспособность[758].

Второй раз В. В. Болотов попытался инициировать поездку за границу А. П. Рождественского – выпускника СПбДА 1890 г., рассматриваемого в качестве кандидата на замещение кафедры Священного Писания Ветхого Завета. В. В. Болотов настаивал на том, что это как раз тот случай, когда своими силами – доморощенных ориенталистов – обойтись невозможно, учиться еврейскому и другим семитским языкам нужно филологически в строгом смысле слова и только у лучшего специалиста в Европе, востоковеда и библеиста, знатока языков и выдающегося методолога – профессора Геттингенского университета де Лагарда[759]. В этом В. В. Болотов убеждал и самого А. П. Рождественского, указывая на то, что экзегету не достаточно такого «утилитарного» знания восточных языков и уровня работы с текстами, какими обладает сам В. В. Болотов[760]. К сожалению, эта поездка так и не была осуществлена, ибо профессор Пауль де Лагард скончался в том же 1891 г.