Другими словами, наш терапевтический опыт, в том числе и возможность проверить эти построения одной стороны у второй стороны (в случаях, когда супруг присутствует на приеме), убеждает нас в том, что эти реконструкции в конечном счете весьма точны. При этом они имеют прежде всего психотерапевтический смысл «самостоятельного обнаружения необходимого», противостоящий логике
Напротив, предполагается создание ситуации собственно
Вторая трудность, связанная с той, которую мы вскользь упоминали выше, состоит в том, что мы не можем исходить из
Итак, мы имеем информацию, полученную в статусе «вероятные желания и ожидания партнера». Очевидно, она нуждается в новом согласовании с самим клиентом, а именно в ответе на вопросы: «что вы сами про это думаете?», «насколько обоснованными вам самому кажутся эти ожидания Лены?», «представляются ли они вам достаточно реалистичными для того, чтобы стремиться им соответствовать?». Все это необходимо для того, чтобы клиент мог занять ответственную позицию, принимая (в случае, если он готов на них ориентироваться) эти идеи уже как свои собственные цели и ориентиры движения. Только после этого эти содержания могут привлекаться в качестве собственно «решения» для налаживания клиентом его супружеских отношений, как очередная или основная цели работы, шкалироваться и пр. В данном случае такие сформулированные самим Артемом ожидания Лены оказались для него вполне адекватными и «справедливыми». И поскольку он был, несмотря на обиду, заинтересован в развитии отношений, он оказался готов попробовать двигаться в эту сторону.
Более сложной для терапевтической работы оказывается ситуация, когда ожидания другого выступают в глазах клиента неадекватными, чрезмерными, несправедливыми (т. е. воспроизводит их клиент точно, но при этом категорически «идейно» с ними не согласен). Например, Надя (28 лет) с обидой говорила о том, что ее муж Данила (27 лет) «ждет, что она будет реже звонить ему, перестанет регулярно выяснять, где он был, будет проявлять доверие и спокойствие по поводу его поездок в командировку, да еще ждет больше заботы и ласковых слов в свой адрес и того, что она будет хорошо выглядеть». Долгое время после родов Надя оставалась дома, в то время как Данила много и напряженно работал, часто уезжая в командировки. Она использовала довольно авторитарный стиль общения с Данилой, требовала подробного отчета о его времяпровождении и контролировала звонки мужа и мужу, в том числе и проверяя его мобильный. Она испытывала все возрастающую тревогу по отношению к стремлению Данилы «ускользать», и выход ее самой на работу (где она, кстати, успешно справлялась и продвинулась как хороший специалист) только усилил ее тревогу из-за невозможности постоянно его контролировать. Поскольку все просьбы Нади пойти к психотерапевту в такой ситуации воспринимались Данилой «в штыки» (как очередное ее средство управления и контроля), то какое-то время работа с Надей оставалась индивидуальной. Достижение того, чтобы клиентка смогла посмотреть на ожидания мужа несколько иными глазами и имеющаяся у нее информация оказалась ей самой полезной, потребовало достаточно кропотливой работы в циркулярной логике.