что я все забыл. Я помню все. И еще извини, что я напоминал тебе про Лешку. Больше этого никогда не будет,
потому что я тебя л...
Буду ждать ответа, как соловей лета.
Васька Гусев".
Он запечатал письмо, написал адрес, аккуратно, как в школе никогда не писал, и тайком от матери отнес и
опустил письмо в почтовый ящик. Завтра письмо будет в городе, и послезавтра, то есть в четверг, Танька получит
его. Значит, ответ надо ждать в субботу...
С признанием в любви, пусть в письме и не полным словом, а лишь одной буквой, Гусь считал, что навсегда и
прочно связал свою судьбу с Танькой. Что бы там ни было, Гусь постоянно будет думать о ней.
В субботу с утра дело никак не клеилось. Гусь путал шестерни и гаечные ключи, терял шплинты и гайки,
опрокинул ведро с бензином, в котором промывались мелкие детали, и вдобавок ко всему то и дело спрашивал у
Ивана время.
— Ты что сегодня? Торопишься куда или кого ждешь? — не выдержал Прокатов.
— Да нет, ничего... Я так, — смутился Гусь.
— Если надо куда сходить — иди. Я-то ведь ухожу по своим делам.
— Нет, нет, мне никуда не надо!
Гусь испугался, что Иван может обо всем догадаться.
На обед ушли в час дня, а почту разносили обычно около одиннадцати. Гусь прибежал домой. На двери замок.
Это хорошо, а то бы Танькино письмо могло попасть в руки матери. Сейчас оно, конечно, лежит за дверью:
почтальонка опустила его в щель под верхним косяком.
Гусь открыл замок, осмотрел сени. Но письма нигде не было.
«Может, мама приходила домой?» — подумал он и поспешил в избу. На столе письма нет, на окнах — тоже.
Заглянул на всякий случай в шкаф, потом за тусклое потрескавшееся зеркало, где хранились всевозможные нужные
и ненужные бумаги.
«А вдруг мама унесла письмо, чтобы прочитать его бабам? — при этой мысли Гуся кинуло в жар. — Нет,
этого не может быть!» Он вспомнил, с каким сочувствием говорила мать о том, что Танька перед отъездом забегала
попрощаться, и окончательно утвердился в мысли, что мать не позволит себе так нехорошо поступить. Скорее
всего, почтальонка забыла принести письмо. Но тут его осенило: сам сочинял письмо два вечера, значит, и Танька
не меньше пропишет. Тогда и ответ придет завтра.
Но и в воскресенье письма не было. Не пришло оно и на следующей неделе. И только тут Гусь понял: ответа
не будет. Любовь его безответна. Танька обиделась навсегда, на всю жизнь. Она потому и уехала в город без
предупреждения, чтобы забыть его, Ваську, чтобы никогда его не видеть. И пусть! Он все равно помнит ее, думает
о ней. И этого она не может запретить...
А в бригаде уже началась уборка ржи.
Погода как на заказ — сушь. Утром, едва подсохнет роса, прокатовский СК-4 уже утюжит ржаное поле.
Грохот работающей машины, пыль, зной и постоянное напряжение — вовремя сбросить солому из копнителя,
быстро расчистить транспортеры, когда их забьет соломой, позаботиться о смазке и заправке комбайна — все это
было так непривычно и ново, что в течение дня Гусю некогда и подумать о чем-либо, кроме работы. О Таньке и не
полученном от нее письме он вспоминал лишь вечером, во время ужина. Но едва его голова касалась подушки, он
тут же засыпал мертвецким сном, чтобы на рассвете снова спешить к комбайну. И так каждый день. Даже обедали
на поле. И первый в жизни заработок Гусь получил тоже возле комбайна.
Целых тридцать семь рублей! Сумма оказалась настолько большой, что Гусь не мог придумать, куда ее
истратить. Он бы немедленно купил сапоги - бродни и подводное снаряжение, но ни того, ни другого в магазине
сельпо не было.
— Ты бы лучше костюм купил, — посоветовал Гусю Прокатов. — Парень большой, с девками скоро гулять
будешь, на танцы ходить... Без костюма никак нельзя!
Гусь ничего не ответил: на что костюм, если Танька и письмо-то не хочет написать? А для нее, ради нее —
купил бы...
Дни в жатве проходили быстро. Прокатов выжимал каждый день полторы нормы. В районной сводке
соревнования комбайнеров фамилия его, как и в прошлом году, поднялась на первое место. А это — не шутка.
Одно дело — почет, но ведь и премии будут. И Прокатов спешит. Он-то знает, что сушь и зной рано или поздно
сменятся дождями, а убирать сырой хлеб, если и пойдет комбайн, — мука.
А Гусь устал. Устал от шума, от пыли, от всей этой бешеной спешки. Каждый раз ему все труднее вставать
утром, и ноющая боль в плечах и спине уже не проходит во время работы, как было в первые дни, она держится
постоянно с утра до вечера.
У Прокатова средний дневной заработок поднялся до двенадцати рублей, у Гуся — до шести. Денег хватит и
на подводное снаряжение, и на ружье, и на сапоги-бродни; если же дадут премию, то и костюм можно купить. И
как бы хорошо оставить эту тяжелую работу, отдохнуть перед школой, тем более, что сенокос в бригаде кончился, и
Сережка с Витькой почти все дни свободны. Они собрались на Сить на целых четыре дня! Вот бы сходить с ними,
похлебать свежей ухи на бережку, выспаться бы по-настоящему, досыта!.. Но Васька дал слово работать до
последнего дня августа, и он помнил строгое предупреждение Ивана: на попятную — ни-ни!
Прокатов все чаще и чаще ставил Гуся на свое место.