Сицилиец

— Если бы он держал на меня зло, ему бы не протянуть последние три года, а он малый умный. И кроме того, у меня есть к нему ход. Доктор Гектор Адонис — мой человек, и одновременно он — крестный Гильяно и один из тех, кому Гильяно больше всего доверяет. Гектор Адонис будет моим посредником и помирит нас с Гильяно. Но я должен получить от вас все необходимые заверения, причем в конкретной форме.

— Вы, может быть, хотите, чтобы я написал вам письмо и признался в любви к бандиту, которого пытаюсь поймать? — иронически произнес министр.

Сила дона заключалась в том, что он никогда не обращал внимания на оскорбительный тон или отсутствие уважения, хотя и делал пометку в душе. Вот и сейчас он ответил вполне спокойно — ничто в его лице даже не дрогнуло.

— Нет, — сказал он. — Просто дайте мне копии планов поимки Гильяно, которые составил начальник вашего штаба, а также копию вашего приказа о направлении тысячи карабинеров на остров. Я покажу все это Гильяно и пообещаю ему, что вы не дадите хода этим бумагам, если он поможет нам просветить сицилийских избирателей. На вас никакой тени не упадет: вы всегда сможете сказать, что у вас украли копию приказа. А кроме того, я пообещаю Гильяно, что, если христианские демократы победят на выборах, он будет полностью прощен.

— Ах, вот это — нет, — сказал министр Трецца. — Полное прощение бандита не в моей власти.

— Но пообещать-то вы можете, — сказал дон Кроче. — А потом, если удастся простить — прекрасно. Если же вы увидите, что это невозможно, то я сам сообщу ему скверную весть.

Министр все понял. Он понял то, что и следовало понять: дон Кроче под конец избавится от Гильяно, так как вдвоем им на Сицилии не жить. Понял он и то, что дон Кроче возьмет все на себя и ему не придется заниматься этой проблемой. Ну а обещания — почему бы их не дать? Надо только вручить дону Кроче копии двух планов операции.

Министр задумался. Дон Кроче опустил свою массивную голову и тихо произнес:

— Я бы настаивал на полном прощении, если это вообще возможно.

Министр зашагал по комнате, обдумывая, какие тут могут возникнуть сложности. Дон Кроче сидел не шевелясь, застыв. Наконец министр сказал:

— Обещайте ему помилование от моего имени, но вы должны понимать, что это будет нелегко. Слишком большой может подняться шум. Да если бы газеты узнали хотя бы то, что мы с вами встречались, они бы заживо содрали с меня шкуру, мне пришлось бы выйти в отставку и отправиться на мою ферму в Сицилии сгребать навоз и стричь овец. Скажите, вам действительно совершенно необходимы копии этих планов и моего приказа?

— Без них ничего не сделать, — сказал дон Кроче. Голос его звучал звонко и убедительно. — Гильяно нужны доказательства, что мы с вами друзья, и какое-то предварительное вознаграждение за те услуги, о которых мы его просим. Подтверждением и того и другого явятся эти планы и обещание, что они не будут осуществлены. И что он может действовать, как прежде, не боясь засад со стороны армии и полицейских подкреплений. То, что эти планы находятся у меня, подтверждает мою связь с вами, а когда Гильяно увидит, что они не осуществляются, то поймет, что я могу влиять на Рим.

Министр Трецца налил дону Кроче еще чашечку кофе.

— Согласен, — сказал он. — Я доверяю вам, поскольку мы друзья… Но меня волнует ваша безопасность. Когда Гильяно сделает свое дело и обнаружит, что помилования нет, он, конечно, будет считать вас во всем виноватым.

Дон кивнул, но ничего не сказал. Потягивал кофе и молчал. Министр долго смотрел на него, затем сказал:

— Вам вдвоем тесно на таком маленьком острове.

Дон улыбнулся.

— Я потеснюсь, — сказал он. — Поживем — увидим.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал министр Трецца. — И запомните следующее. Если я могу пообещать моей партии голоса избирателей Сицилии на будущих выборах и если затем я смогу решить проблему Гильяно к чести нашего правительства, то вы и не представляете себе, как высоко я поднимусь в Италии. Но как бы высоко я ни взлетел, я никогда не забуду вас, дорогой друг. Вы всегда сможете обратиться ко мне.

Дон Кроче передвинул в кресле свое массивное тело и подумал, будет ли прок, если сделать этого дубаря-сицилийца премьер-министром Италии. Но «Друзья друзей», конечно, сумеют использовать его глупость, а если он вздумает предать, то и прикончить такого ничего не стоит. И дон Кроче проникновенно сказал (а он славился своим умением производить впечатление искреннего человека):

— Спасибо вам за дружбу, я все сделаю, что в моих силах. Мы договорились. Завтра днем я уезжаю в Палермо и буду вам благодарен, если утром вы пришлете планы и остальные бумаги мне в отель. Что же до Гильяно, то, если вы не сумеете добиться для него прошения после того, как он сделает свое дело, я устрою так, что он исчезнет. Может быть, уедет в Америку или в какое-нибудь другое место, где не будет больше доставлять вам беспокойства.