Сицилия. Сладкий мед, горькие лимоны

Кофейная гранита (Granita di caffe)

Кофе должен быть очень крепким. И не забудьте положить наверх взбитые сливки, слегка поде лишенные сахарной пудрой. Разумеется, бриоши должны быть горячими.

Для приготовления четырех порций потребуется:

80 г сахарного песка

250 мл крепкого черного кофе

1 стручок ванили или 2 капли ванильной эссенции

щепотка молотой корицы

100 мл взбитых сливок

2 десертные ложки сахарной пудры

Налить в кастрюлю двести пятьдесят миллилитров (стакан) воды и положить сахарный песок. Нагреть до полного растворения сахара и кипятить не менее минуты.

Уменьшить огонь и влить в сироп кофе. Тщательно перемешать. Снять с огня. Добавить в кофейный сироп ваниль или ванильную эссенцию и корицу. Тщательно перемешать. Охладить до комнатной температуры.

Перелить смесь в пластиковый контейнер и поставить его в морозильник. Оставить на два часа, перемешивая вилкой каждые десять — пятнадцать минут. В конце смесь должна приобрести кашеобразную консистенцию.

Перед подачей на стол взбейте сливки с сахарной пудрой в устойчивую пену.

Разделите мороженое гранита на четыре стакана и в каждый положите сверху взбитые сливки.

Глава 14 Время снимать мерки Мессина — Таормина

Я решил избежать поездки по прибережной трассе, забитой машинами, мимо грязных городишек и поехал по горной проселочной дороге, которая, согласно моей карте, шла параллельно ей. Я приближался к ней по окраинам Мессины и уже поднялся на невысокие холмы Пелоританских гор, возвышавшиеся за городом, когда оказалось, что эта дорога никуда не ведет. Впрочем, я отнесся к этому совершенно спокойно: предыдущие эпизоды, ставшие следствием моего неумения читать карту, научили меня ничему не удивляться.

Вернувшись на берег, я обнаружил другую дорогу, которая шла в горы к деревне под названием Итала. Никаких сомнений, что если мне удастся добраться до нее, то я смогу, обогнув гору Скудери, выбраться на эту таинственную дорогу, отмеченную на карте и идущую параллельно прибрежной трассе. Взбодрившись, я вновь двинулся в путь. Дорога вселяла надежду. Она бежала по покрытым буйной растительностью и расположенным уступами, пологим долинам, мимо Сан-Пьетро, маленькой норманнской церкви, вокруг которой росли финиковые пальмы, совершенной и умиротворяющей. Однако вскоре она пересеклась с дорогой, не менее извилистой, чем сицилийский ум, и я решил, что это и есть путь на Италу. Почувствовав прилив сил, начал было насвистывать «Путь далек до Тинерери», но — увы! — мотоциклетный шлем не способствует этому занятию.

Как показывала карта, дорога, обогнув гору, должна была соединиться с той, которую я искал. Ни указателе значилось точно — Monte Scuderi, и он отсылал в правильном направлении, через густые заросли съедобных каштанов.

Но нужной мне дороги там не оказалось.

Ох-х! Пришлось ехать через заросли съедобных каштанов, мимо звенящих ручьев и стоявших, словно на выставке, цветов, мимо ущелий, поросших рябиной, падубом, каменным дубом и ясенем. С дороги открывался потрясающий вид на Мессинский пролив и Южную Калабрию. Однако в конце концов и эта «тропа» превратилась сначала в какое-то грязное месиво, а потом и вовсе растаяла в горах. Я был зол и раздражен. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться на прибрежную трассу и смириться с ее пробками.

Было уже темно, когда мы с «Моникой» поднялись по похожей на штопор трассе, ведущей от пляжа Маццаро, и оказались перед «Каза Кусени» над Таорминой.

* * *

Дом очаровал меня в тот самый момент, когда я, подпрыгнув, влетел на «Монике» сначала на тротуар, а потом в ворота, едва не столкнув хозяйку, Мелиссу Фелпс, в пруд и не отправившись туда же вслед за ней вместе со своим скутером.

Дом и окружавший его сад отличались красотой, целесообразностью, интеллигентностью и ярко выраженной индивидуальностью. Он возвышался на склоне головокружительного холма над Таорминой, высокий и уверенный в себе, сочетая формализм тосканской виллы с комфортабельностью английского загородного дома. Все это было спроектировано и построено Робертом Китсоном в 1905 году. По образованию он был инженером, но строительство усадьбы превратило его в архитектора, прораба, в дизайнера интерьеров и садовника. Обладая воображением, не испорченным придирчивыми педагогами, он не задумывался о том, можно ли сочетать ар-нуво с сицилийским стилем, и пригласил своего учителя и друга Фрэнка Брэнгвина[77], который спроектировал панельную обшивку, стол, буфет и стулья и расписал стены столовой.