Ситтин (СИ)

========== 1 ==========

Туу-Тикки, стоя на крыльце, проводила последнюю машину, в которой уехали две ее приятельницы из клуба по вязанию. Услышала, как щелкнул замок в воротах. Кивнула духу и спустилась в сад, чтобы посмотреть, как распускаются первые весенние цветы. Если бы она сажала маргаритки, рябчики, пролески и примулы, все бы уже цвело. Но Туу-Тикки их не любила. Она обошла фруктовые деревья, разговаривая с каждым, кусты фуксий, розы, погладила безлистные еще виноградные лозы, посмотрела, как распускаются листочки клематисов. Мимоходом отметила, что пора бы уже открывать бассейн. Вокруг бассейна росли нарциссы — небольшими купами, между едва-едва начавшими проклевываться хризантемами и пионами. Нарциссы уже выкинули цветочные стрелки. Вот-вот зацветут, может быть, даже завтра.

Туу-Тикки забралась на садовые качели, поджав ноги. Кто-то из духов немедленно накинул ей на плечи плед, еще кто-то принес трубку, пепельницу и табак. Туу-Тикки знала, что если она просидит тут дольше, чем нужно, чтобы выкурить трубку, ей принесут горячий шоколад или чай — в зависимости от ее каприза. Она жила одна с прошлого года. Духи научились угадывать ее желания, а она — их настроения. Они ладили. Диковато было жить в доме, где, кроме Туу-Тикки, большую часть времени не было живых людей, но она привыкла. Заново перезнакомилась с частью старых друзей из России, выжидая время, чтобы пригласить их к себе в гости. Через Этси подружилась с кружком любящих вязать женщин из Сан-Франциско и после Рождества даже стала приглашать их к себе на еженедельные посиделки.

Приезжали обычно шесть или семь женщин разных возрастов, от пожилой, худой как щепка, маленькой и высохшей Пинь Лао, специализирующейся на ирландском кружеве, до совсем юной, еще не закончившей школу Джун Спенсер, которая пока вязала только шарфики и снуды. Анна Сноу, помешанная на шалях из секционки, держала свой магазинчик в Кастро. Туу-Тикки еще осенью договорилась с ней, что будет привозить вещи на продажу. Одна, без особых дел, почти без гостей, она вязала много. Крупные вещи, мелкие, простые, сложные, вручную, на машинке — ей было все равно. Спала Туу-Тикки по шесть часов в сутки, сад, особенно зимой, не требовал особых забот, дом не требовал забот вовсе, хватало бы дров камину и внимания домашним растениям и духам, подросшие коты, как любые коты, были вполне самодостаточны…

К весне Туу-Тикки обнаружила, что из положенного Первым Домом жалования использует едва ли пятую часть. Деньги копились на счету, а фантазии, на что бы их потратить, не хватало. У Туу-Тикки просто не было особых потребностей. Человеческие она удовлетворила в первые полгода, а то, что в ней было от ши, не нуждалось в том, что можно купить за деньги. Разве что в музыке — но это были такие смешные расходы…

На годовые праздники — Лито, Лугнасад, Джер, Самайн, Йоль, Имболк — приходили гости. Они были странные и не вполне люди. На Венец Лета явился — или явилась? — кто-то гномоподобный, с волосами цвета антрацита — с угольным блеском, хризолитовыми глазами, ногтями, похожими на кусочки пирита, с полупрозрачной кожей, в одежде из асбеста, босой. Попросился в самый глубокий из подвалов, отказался от постели, но потребовал, чтобы его засыпали землей или песком. Духи натаскали черного песка с гавайских пляжей, насыпали в самом темном углу нижнего подвала. Гость закопался в песок, и его не было ни видно, ни слышно до Самайна. На Самайн он поднялся в дом — под его шагами прогибались деревянные ступеньки, попросил перекусить углями из очага, поблагодарил за гостеприимство, оставил на каминной полке синий кристалл размером с пекановый орех и куда-то ушел, просто шагнув в огонь. Туу-Тикки носила кристалл к ювелиру — это оказался редкой чистоты и размера алмаз. Продавать камень Туу-Тикки не стала, не стала даже гранить. Так и оставила на каминной полке. Ее товарки по вязальному клубу считали, что это просто кусочек стекла — ювелиров среди них не было.

На Ламмас пришел — примчался — рогатый, длинноногий и короткорукий, с огромными оленьими глазами. Кто-то гнался за ним, но Туу-Тикки успела захлопнуть калитку. Лил дождь, какого не должно быть в Сан-Франциско в августе, и наутро Туу-Тикки видела следы когтистых лап вокруг ограды и следы неподкованных лошадей. А рогатый, сторонясь камина и избегая лестниц, прожил в доме несколько дней. Он молчал, только хрупал все время овощами, разоряя холодильник. Спал, прислонившись к стене или опорному столбу. Пил только воду. У него была коричневая, цвета оленьей замши, кожа, белое пятно на груди, грубые толстые ногти, почти черная полоса вдоль позвоночника. Из одежды — только замшевый лоскут вокруг бедер и шнурок с бесформенными кусочками отполированной красной меди на запястье. Его имени Туу-Тикки так и не узнала. Он ушел в новолуние, сбросив на крыльце свои роскошные, в двадцать веточек, рога.