На Джер явилась смертельно усталая, ярко-рыжая, веснушчатая, с прозрачными светлыми глазами толстушка. От нее пахло яблоками и она уснула, едва переступив порог. Она представилась как Енка. Погадала Туу-Тикки на фруктовых косточках, помогла наварить варенья и джемов, рассказала, куда ездить за грибами и как ставить цукаты, попросила у Туу-Тикки пять ярдов зеленой шотландки и сшила себе платье, обновила подковки на сапожках, связала костяным крючком из клубочков-остаточков пестрый колпак, остригла волосы, сожгла их в камине, а одним пасмурным днем, когда небо думало, пролиться ему или нет, Енка вышла на крыльцо, свистнула так, что у Туу-Тикки зазвенело в ушах, села на подскочившего к крыльцу сивого козла размером с пони, ухватилась за рога — два из шести — и ускакала прочь.
На Самайн в дом постучались сразу двое: бритый налысо мужик со шрамом поперек лба, в куртке с потемневшими серебряными бляхами и шипами, с парой мечей за спиной, в сапогах с хлюпающими подметками, а с ним — худая до ломкости беловолосая черноглазая девушка явно эльфийских кровей, тоже с мечом, в новых голубых сапогах и посеченной косухе не по размеру. Мужик оказался молчалив и хмур. В первый же вечер, убедившись, что его спутница в порядке, он сел у камина с бутылкой водки и стаканом, и методично напился до стеклянных глаз. В комнату к себе, однако, он поднялся, не шатаясь, а утром, еще до завтрака, выбрался на задний двор разминаться с мечами. Девушка же весь вечер отмокала в ванне, изведя на себя полтора флакона пены и полфлакона шампуня, потом, закутавшись в халат, спустилась, нашла Туу-Тикки в кабинете и робким шепотом попросила какую-нибудь юбку и старых тряпок, каких не жалко. Вместо тряпок Туу-Тикки дала ей две пачки прокладок и упаковку черных хлопковых трусов самого маленького размера, вместо юбки подобрала безразмерный сарафан из клетчатой байки и водолазку под него. Назваться гости сообразили только на следующий день. Его звали Имрис, ее — Лада, в каких они отношениях, Туу-Тикки так и не поняла, да и не спрашивала. Имрис три раза в день готовил себе бифштексы с кровью, водки больше не пил — только пиво, не отказывался от пирогов, но категорически не ел ни фруктов, ни овощей. Лада предпочитала виноград и поздние персики, иногда ела свежую рыбу, пила белое вино, разведенное водой, и очень любила вместе с Туу-Тикки смотреть аниме, не понимая ни слова из того, что говорили персонажи. Имрис аниме не смотрел, от боевиков плевался, книг не читал. Тренировался, точил и чистил мечи, чинил куртку и сапоги. Просто отдыхал, как бродячий кот, допущенный в тепло. Ушли эти двое, когда в дождях случилась трехдневная передышка.
В Йоль явились замерзшие до синих губ подростки — он и она, Мартин и Марта. Он — с соломенными, стриженными в кружок волосами, в льняной рубахе и штанах с вышивкой, в деревянных башмаках на толстые шерстяные носки, в слишком тесном кожушке, из швов которого выбивалась шерсть. Она — статная, с роскошной, перевитой бисерными нитями косой, в длинном синем шерстяном платье и короткой беличьей шубке, почему-то босая. Брат и сестра, только сестру выкупили богатые родичи и увезли в город, а брат остался на хуторе. Но нашли друг друга — детки волшебных кровей, близнецы от лесной девы. Они знали, кто они и куда и зачем идут. Просто немного заплутали в метели. Заканчивающие фразы друг за другом, меньше, чем двое, больше, чем один, волшебные близнецы пробыли в доме до конца Темного времени. Марта легко схватила искусство вязания на спицах, Мартину Дэн показал приемы резьбы по дереву. Ушли они, одетые в современную Туу-Тикки одежду и обувь, с рюкзачками, в которых, кроме припасов, лежали резцы по дереву у Мартина и набор разборных спиц для вязания у Марты.
На Имболк не пришел никто — это время Дома. Туу-Тикки и сама старалась никуда не выходить. Разве что на вязальные посиделки. Ей было… не то чтобы одиноко, но пусто. Грен ушел так внезапно, и так ничего не обещал… Туу-Тикки знала о его чувствах и знала о своих, но это не имело большого значения. Чтобы любить, надо уметь отдавать. Грену отдавать было нечего. Он и ушел искать это что-то — что-то только свое, самого себя. У него был дорожный телефон, но за десять месяцев он не прислал ни смски, не говоря уже о звонках. Туу-Тикки его номера не знала. Могла бы узнать, просто спросить у Дэна, но не стала. Не хотела. Грен ушел с эльфом, Грен ушел за собой-эльфом, и в это магическое путешествие совершенно не вписывались высокие технологии, пусть даже и дорожные. Может быть, он вернется. Йодзу вот уверен, что вернется. И Эшу уверен.