Ситуационисты и новые формы действия в политике и искусстве. Статьи и декларации 1952–1985

Восстание в Лос-Анджелесе является восстанием против товара, против мира товара и рабочих-потребителей, иерархически подчинённых ценностям товара. Чернокожие Лос-Анджелеса (как и группировки юных правонарушителей во всех развитых странах, но более радикально, на уровне класса, полностью лишённого будущего, на уровне части пролетариата, которой даже не светят сколь‑либо существенные шансы на повышение и на интеграцию), дословно воспринимают рекламное изобилие в пропаганде современного капитализма. Они требуют немедленно все демонстрируемые и абстрактно доступные объекты, поскольку хотят воспользоваться ими. Поэтому они отказываются признавать ценность рынка, моделью, мотивацией и итоговой целью которого является товарная реальность, и который уже сам всё выбрал. Посредством кражи и подарка они обретают опыт, который одновременно изобличает угнетающую реальность товара (выявляя все её связи), как и саму её фабрикацию как весьма произвольные и ненужные. Разграбление квартала Уоттс было выражением наиболее грубой реализации ложного принципа «каждому по его псевдопотребностям», потребностям, предопределённым и созданным экономической системой, которую как раз отвергает это разграбление. Но вследствие того, что это изобилие воспринимается буквально, обнаруживается в настоящем и более не является бесконечно преследуемым в процессе отчуждённого труда и вследствие расширения различных общественных потребностей, подлинные желания сейчас выражают себя в карнавале, в игровом утверждении, в потлаче разрушения. Люди, которые уничтожают товары, демонстрируют собственное человеческое превосходство над товарами. Они более не скованы произвольными формами, принявшими вид их потребностей. Пламя Уоттса потребляет систему потребления. Кража холодильников людьми, у которых нет электричества или у которых оно было отключено за неуплату, является лучшим примером лжи изобилия, ставшей правдой в ходе игры. Товарная продукция, которая перестаёт быть покупаемой, становится открытой для критики и модификации во всех возможных конкретных формах. Лишь когда она оплачивается деньгами, как символ статуса в выживании, ей поклоняются как восхитительному фетишу.

Разграбление – это естественный ответ обществу изобилия; изобилия, однако, никак не относящегося ни к природе, ни к человеку, исключительно изобилия товаров. И разграбление, немедленно уничтожающее товар как таковой, также демонстрирует ultima ratio⁸ товара: армия, полиция и прочие специальные подразделения, обладающие монополией в Государстве на вооружённое насилие. Кто такой полицейский? Это деятельный слуга товара, человек, полностью подчинённый товару, чья деятельность заключается в том, чтобы продукт человеческого труда оставался товаром с волшебным желанием быть оплаченным, а не просто холодильником или ружьём, то есть слепой, пассивной, бесчувственной вещью, находящейся в полном распоряжении первого, кто решит ею воспользоваться. За отрицанием чёрными гнусности полиции стоит отрицание ими гнусности товара. Молодёжь Уоттса, не имеющая будущего в рыночном мире, выбрала другое качество настоящего, и истина этого настоящего была настолько неопровержимой, что увлекла за собой всё население, женщин, детей и даже социологов, присутствовавших на этой территории. Юная чернокожая социолог из этого квартала Бобби Холлон заявила в октябре в “Herald Tribune”: «Раньше люди стыдились говорить, что они из Уоттса. Они говорили это сквозь зубы. Теперь они говорят это с гордостью. Парни, которые всегда ходили в рубашках, распахнутых до талии, и которые бы нарезали вас ломтиками за полсекунды, кучковались тут каждое утро в семь утра. Они организовали раздачу еды. Конечно, она была краденой, не надо строить иллюзий… Слишком долго всё это христианское бла-бла-бла использовалось против негров. Эти люди могли бы красть на протяжении десяти лет и всё равно не вернули бы и половины денег, которые у них украли эти магазины за все эти годы… А я всего лишь маленькая чёрная девочка». Бобби Холлон, которая решила никогда не смывать кровь, забрызгавшую её сандалии во время бунтов, добавила, что «сейчас весь мир смотрит на квартал Уоттс».