Поскольку политический опыт маоистов никак не готовил их к борьбе в условиях городской среды, им выпал случай на опыте убедиться в справедливости предостережения Макиавелли: «Когда затеваешь в городе смуту, нельзя рассчитывать на то, что её сразу утихомиришь или легко направишь в нужное тебе русло» («История Флоренции»)13
. Спустя несколько месяцев псевдокультурной псевдореволюции в Китае началась настоящая классовая борьба, потому что в неё включились рабочие и крестьяне. Рабочие не могли не видеть, что значит для них перспектива маоизма; крестьяне, видя, что посягают на их собственный клочок земли, во многих провинциях начали распределять между собой землю и инвентарь «народных коммун» (представляющих собой только новую идеологическую обёртку прежнего административного деления, в основном совпадая с границами старых кантонов). Стачки железнодорожников, всеобщая стачка в Шанхае – названная, как ранее в Будапеште, оружием капиталистических приспешников – стачки в большом промышленном центре Ухань, в Гуанчжоу, в Хубее, а также забастовки металлургов и работников текстильной промышленности в Чунцине, крестьянские волнения в провинциях Сычуань и Фуцзянь – в январе всё это достигло предела, так что Китай находился на грани хаоса. В то же время после антимаоистских выступлений в Нанкине, по примеру «пурпурных гвардий», организованных рабочими из Гуанси в 1966 году для сопротивления «красным гвардиям» хунвейбинов во многих провинциях стали создаваться «армии», как, например «Армия 1‑го августа» в Гуандуне. В феврале-марте государственная армия вынуждена была вмешиваться по всей стране, чтобы укрощать рабочих, управлять производством, вводя «военный контроль» на заводах, и даже руководить работами в поле вместе с местной милицией. Борьба рабочих за сохранение или увеличение зарплаты, учитывая известную склонность пекинских властей к треклятому «экономизму», могла найти понимание, читай – поощрение, со стороны отдельных партийных чиновников на местах, в рамках их сопротивления бюрократам-маоистам из вражеского стана. Но всё же очевидно, что борьба ведётся главным образом рабочими массами, этим неодолимым потоком: прекрасным подтверждением тому служит принудительный роспуск в марте «профессиональных объединений», которые образовались на месте официальных профсоюзов, распущенных властью ещё раньше, когда профсоюзные бюрократы попытались отклониться от маоистской линии; так, например, в марте шанхайский «Цзефан Жибао»14 обрушивается на «феодальные замашки этих объединений, которые формируются не на основе классового единства (В тот самый момент, когда китайской армии поручают урегулирование уже унёсшего десятки тысяч жизней конфликта, в котором друг другу противостоят хорошо вооружённые воинские подразделения, вплоть до военных кораблей, в самой армии происходит раскол. Ей велено обеспечивать возобновление производства и его дальнейший рост, в то время как она уже не в состоянии даже обеспечить единство власти в Китае, – к тому же применять армию против крестьянства, в то время как она главным образом набиралась из крестьян, значит идти на серьёзный риск. То, что в марте-апреле маоисты искали возможности примирения, заявляя, что весь партийный аппарат может вернуться в строй, за исключением «горстки» предателей, и что главной угрозой остаётся «анархизм», показывает не столько их опасения, что молодёжь, вошедшую во вкус после «красногвардейского» опыта, будет трудно обуздать, сколько