— Я и сама была когда-то состоятельна, — неожиданно заявила Анна, сделав пару глотков шампанского и немного захмелев. — Вернее не совсем я, сама я из бедной семьи, мой отец был учителем в женской гимназии, и самой мне пришлось пойти работать гувернанткой, ведь бедной и образованной девушке и податься некуда, а на этой работе состояние не сделаешь, даже в Англии, — горько усмехнулась Анна, и, повертев вилку в руке, неловко положила ее на место, а затем, не глядя на него, продолжила: — Но вот мой муж…, — и сказав это, она нахмурилась, словно слово это звучало так, как скрежет ножка по слишком гладкому фарфору. — Николай, — поправила она, — Николай был хотя и не богат, так как богаты бывают люди здесь, — и глазами она обвела залу, — но состоятелен, — продолжила она, — и он оставил мне все, так чтобы я могла безбедно жить. Но выходит понапрасну…, — оборвала фразу Анна и грустно умолкла.
— Это печально, мне очень жаль, что так случилось Энн, — отрешенно и неэмоционально произнес Дэвид, и хотя лицо его выражало крайнюю степень сочувствия, но так фальшиво, словно то самое сочувствие и жалость, скорее следовало изобразить в этой обстановке, нежели он испытывал его в действительности.
Но, не обращая внимание, на отсутствие с его стороны интереса к этой теми, словно бес вселился в нее, желая не то зажечь в его сердце жалость и милосердие, не то раздражение и гнев, Анна продолжила:
— Мне следовала все продать, и уехать, именно тогда, когда еще было возможно. Но кто же знал, что все так будет? И потом, даже когда все было дурно, но казалось оставался шанс, и управляющий моего мужа, и верный его друг, а затем и мой управляющий, уговорил меня все оставить, и дело было выгодное и все шло так гладко, как не может идти в жизни. Когда все идет гладко, всегда стоит задуматься, — улыбнулась Анна грустно. — В этой гладкости и есть подвох, — заключила она.
— Ты слишком по-русски пессимистична Энн, — сказал он со снисходительной улыбкой. — Когда все чудесно, незачем искать подвох. И потом, если искать подвох, то непременно его найдешь, потому, как желаешь его найти.
Анна упрямо посмотрела на него сурово, но не возразила, и замолчала.
— Так что же было потом? Управляющий украл все состояние? — спросил Дэвид, отрезав почти сырой стейк.
Анна, не желая выдать чувства отвращения, все же поморщилась при виде того, как он разделывает кровавый кусок мяса, будто дикарь из самых темных времен. Но спохватившись, мгновенно стерла с лица все чувства и продолжила:
— Нет, что ты, Дэвид, как ты можешь так думать, я испытываю такую глубокую вину перед ним. Ведь он, верно, погиб, а как иначе, погиб, спасая мое состояние, и это моя вина, — запальчиво произнесла Анна. — Случилась революция, и мы должны были отбыть, как и требовалось, как и предписывалось. Мы с его сестрой сели на паром, а он остался, уверял меня, что должен остаться, чтобы сохранить и вывести хотя бы не все, но что-нибудь, чтобы было достаточно, для жизни здесь. И я позволила ему это, хотя должна была его уговорить отплыть с нами, оставить эти деньги, ведь никому, никому они не принесли счастья. И я корю себя за это. Верно, его схватили, и арестовали, и Бог знает, что случилось. И он погиб, и деньги не спасли. И в том моя вина, — горестно заключила Анна.
— Знаешь ли ты, где и как проживает его сестра? — спросил Дэвид.
— Как только мы прибыли, наши пути разошлись. Но в этом году, я случайно встретила ее в Париже. Кажется, она удачно устроилась в жизни, не знаю, впрочем, где и кем она работает, но весь ее образ, образ достатка и благополучия. — Верно, судьба была к ней больше благосклонна, — грустно подумала про себя Анна.
— Еще бы, не устроиться ей в жизни, за твой счет, милая, и наивная Энн, — подумал Дэвид, но вслух лишь промычал: — Мммм, — меж тем прожевывая стейк, словно уже потерял интерес к беседе, но отхлебнув шампанское все-таки добавил:
— Кто знает, что случилось Энн, может все совсем не так, как ты думаешь, забудь, не стоит вспоминать.
И словно этой фразой он подвел черту, под воспоминаниями о прошлом, ясно дав понять, что его эта тема не слишком интересует.
Анне вновь стало так обидно и так горько, ей хотелось поведать ему обо всех горестях, что случились с ней, но он был так холоден, и так отстранен, словно ему до всего не было и дела. Может, ему и до нее нет дела.
— Расскажи о своей семье. Я так мало о тебе знаю, — и понимая, что это одна из его самых не любимых тем, Анна намеренно решила зайти на территорию запрета, толи от обиды, толи от злости, и уже не думая о последствиях продолжила: — Где живет твоя жена?
— Жена живет в Глазго, — как ни в чем не бывало, ответил он. — Но для того, чтобы узнать обо мне, не обязательно знать о моей семье. Ты можешь изучить меня, я весь в твоем распоряжении, — лукаво ответил он и улыбнулся.