Сюрприз

– Разве тебя не оскорбили в доме герцога? Отец не вынесет позора от того, что не даст достойного ответа на оскорбление, – спросила Николь, прямо глядя в глаза матери, хотя на самом деле понимала, принимая во внимание все то, что слышала об увлечении матери маркизом и своей наследственности, что отцу действительно не стоит знать о том, что произошло.

– Я сама расскажу обо всем отцу, когда сочту нужным, – Ингрид, не выдержав прямого взгляда дочери, отвернулась и запахнулась в накидку.

Но, все получилось совсем по-другому. Спустя какое-то время после произошедшего, барону доставили письмо, в котором все было описано подробнейшим образом, с упором на неподобающее поведение баронессы и совершенно непрозрачными намеками на сомнительное отцовство барона. Кто был автором письма, неизвестно было до сих пор, но возымело оно уничтожающее действие. После непродолжительного разговора с женой в своем кабинете, Лайонал Астлей поспешно отбыл, перед отъездом позвав к себе Николь только для того, чтобы крепко прижать к себе и сказать, что очень любит ее. Она тогда провожала отца в слезах, с тяжелым предчувствием. Правда отец вернулся на следующий день, но радость от быстрого возвращения сменилась еще большей тревогой. Барон Астлей заперся в кабинете и на попытки Николь достучаться до него, отвечал странным отстраненным голосом, что он просто устал и поговорит с ней позже. Даже семейный доктор, совершенно неизвестно кем вызванный, не был впущен в кабинет. Открыл барон через несколько дней, но только для того, чтобы позвать дочь. Через пару часов он умер, тихо попросив ее, постараться остаться такой, как она есть. Даже не спрашивая, Николь прекрасно понимала, куда отлучался отец. После полученного письма он, конечно, должен был посетить маркиза. То, в каком душевном состоянии вернулся барон, говорило только о том, что, чего бы он не ожидал от этого визита и что бы не получил в ответ, это принесло ему еще большие муки. И Николь ненавидела Лимерика за это. Ненавидела не меньше, чем отвратительна была ей собственная мать.

На следующий день после похорон барона, было открыто завещание, в котором титул и большая часть состояния теперь принадлежала Николь, правда воспользоваться им она могла только по достижении двадцати одного года. Отец все четко рассчитал. Милый папочка, он очень хорошо понимал свою дочь. Знал, что когда его не станет, ей будет тягостна жизнь с сумасбродной матерью. Он подсказал ей выход. Поэтому, несмотря на истерики баронессы, Николь, улучив момент, захватив письма отца, переданные ей вместе с завещанием, уехала во Францию к мистеру и миссис Сен Ижен.

Теперь, возвращаясь домой, она понимала, что ее ждет полная неизвестность. За все это время, она получила от матери одно единственное письмо, в котором Ингрид четко описывала, насколько она разочарована собственной дочерью, бросившей ее в такой тяжелый момент, и требовала немедленного возвращения. Но Николь не вернулась. Сейчас, когда по исполнении положенного возраста, она вступала в права хозяйки состояния Астлей, на нее ложился весь груз ответственности и довольно многочисленные обязанности, от количества которых голова шла кругом.

Накануне, нанося прощальный визит мистеру и миссис Сен Ижен и его жене, у которых она часто бывала все эти годы, на правах особенной воспитанницы, Николь получила от графа письмо, много лет назад написанное для нее отцом. Со слезами на глазах она читала слова, написанные рукой давно умершего, но горячо любимого человека. В письме он сообщал ей, что раз она держит это письмо в руках, значит, все обернулось именно так, как он и предполагал, что понимает чувства, испытываемые ею сейчас, но уверен, что все это ей под силу, у нее просто нет другого выбора. Далее он сообщал ей имя человека, который все это время распоряжался принадлежащим ей состоянием, и то, что мистер Келли и дальше будет ей помощью в любой ее просьбе.

– Простите, мисс. Я думаю, вам стоит опуститься в вашу каюту, – недовольный голос капитана Кроули вернул ее из размышлений на борт «Фортуны». – Обед будет через пару часов, Марко пригласит Вас.

Он так и остался стоять рядом с ней, пока она, быстро окинув уже удаляющийся берег Франции, пошла в сторону кают. Легкий порыв морского ветра, сорвал с ее головы капюшон. Марко, матрос, которого капитан приставил проводить гостью в каюту, зачарованно засмотрелся на разметавшиеся вокруг белоснежного лица локоны.

– Накиньте капюшон, мисс! Морской ветер очень коварен, – раздражение в голосе капитана стало более чем заметно, – особенно ранней весной. – Он выразительно осадил взглядом витавшего в облаках матроса и протянул руку в сторону спускающейся вниз лестницы.