Никто из вчерашних соседей не хотел задумываться о том, какие побуждения толкнули этих женщин в объятия немецких мужчин. Что это было? Голод? Страх смерти? Болезни близких, которых надо было лечить, а нужные лекарства были лишь у немцев? Соседи помнили лишь то, что когда они сами голодали, эти «немецкие подстилки» разъезжали в немецких автомобилях по городу наряженные и напомаженные, а по вечерам отдыхали в ресторанах, где много и вкусно ели, веселились и смеялись. И все это в то время, когда вся их страна страдала и сражалась за победу.
В общем, самосуд над «немецкими бабочками» обычно начинался сразу после ухода фашистов из города и продолжался вплоть до установления законного советского порядка. И частенько комендантам гарнизонов за отсутствием другой власти приходилось разбирать дела о нанесении побоев и даже тяжких телесных повреждений женщинам, которых их бывшие друзья и соседи, а зачастую и сами родственники изобличили в предательстве и лично подвергли наказанию за связь с немцами.
Задумавшись, Саша внезапно услышал голос Карлотты:
– Но где еще кусок?
– Что?
– Я говорю, фотография твоей прабабушки явно вырезана отсюда. Но где еще половина фотки? Кто ее отрезал?
– Дядя Толя, кто же еще.
– А зачем?
– Может, показать кому-то хотел.
– Целую бы мог отнести.
– Наверное, не желал, чтобы того мужчину на фотографии соотнесли с бабушкой Аней.
– И кто это мог быть?
– Может быть, дедушка?
– Фотография явно военных лет. Мужчина в парадном мундире. Была у наших военных возможность красоваться перед объективом в парадной форме?
– Разве что у высших офицеров, – нерешительно предположил Саша. – У тех, кто реально воевал, вряд ли такая форма вообще в багаже имелась.
Карлотта поднесла фотографию поближе к глазам. Потом отодвинула.
– Нет, все равно не вижу. Как-то тут все мелко. Лупа для увеличения есть?
– Лупы нету. Есть очки. У тети Кати сильнейшая дальнозоркость. Она вблизи без очков вообще ничего не видит.
– Годится. Тащи очки.
Саша принес, и Карлотта принялась водить ими по фотографии, то приближая, то отдаляя линзу. Саша не понимал смысла ее манипуляций до тех пор, пока девушка не кивнула:
– Как я и подозревала. Посмотри сюда!
Она указывала на руку военного, обнимавшего бабу Аню.
– Ну, рука. И что?
– Сюда смотри!
И Карлотта навела линзу очков так, чтобы увеличить кисть руки. Теперь Саша видел пальцы и мужской перстень, а на перстне был изображен разорванный крестом на четыре части круг. Потом Саша пригляделся и понял, что это не круг вовсе, а свастика, загнутая направо по кругу.
– Свастика! – торжествующе произнесла Карлотта. – А кто у нас во время войны носил свастику?
Саша молчал, придавленный новым открытием.
И Карлотта закончила свою мысль:
– Твоя тетя Аня снялась на этой фотографии с немецким офицером! И не просто офицером, а с гестаповцем! Только у них были такие перстни.
– Может, это ошибка.
Увы, никакой ошибки не было. Сунувшись в Википедию, они тут же нашли этот знак.
– Мертвая голова! Знак отрядов СС, занятых в охране концлагерей. Их символика.
И друзья переглянулись между собой. В глазах Карлотты было сочувствие. В глазах Саши отчаяние. Ну, прабабушка и дает! Что могло быть хуже этого? Пожалуй, что уже ничего. Можно было бы простить прабабушке связь с обычным немецким солдатом или даже офицером, среди которых было немало простых людей, призванных в армию и пригнанных на эту развязанную фюрером войну просто по долгу службы. Но любовник эсэсовец! Да еще занятый в концлагерной системе – этого простить было нельзя.
Саша почувствовал, как у него в глазах все потемнело. Его родная прабабушка была любовницей настоящего чудовища. И как знать, в скольких его преступлениях она сама была замешана. И в голову невольно полезли мысли о неприбранной могилке прабабушки Ани на кладбище. Неведомый доброхот, сделавший качественную уборку на могиле прадеда, оставил совершенно без внимания могилу прабабушки Ани. Он словно желал тем самым сказать, вот видите, она даже недостойна того, чтобы у нее тут убирать. Предательница и лгунья, вот кто она такая!
И Саша почувствовал, что от этих мыслей ему самому становится физически плохо.
Но Карлотта держалась лучше. Конечно, не о ее прабабушке ведь шла речь.
– По одной фотографии нельзя судить о человеке, – сказала она. – Может быть, это вообще шутка. Коллаж.
– Кому понадобилось так монтировать фотографию? И зачем?
– Чувство юмора у разных людей тоже бывает разным. И розыгрыши случаются самые дурацкие. Может, кто-то из наших военных переоделся в трофейную форму.
– Думаешь, какой-то русский солдат согласился бы даже ради розыгрыша надеть на себя немецкую форму? Нацепить на себя знаки отличия СС? Да никогда в жизни! После того как пленные фашисты на Параде Победы по Красной площади прошли, за ними брусчатку вымыли! Чтобы даже следа их поганого на нашей земле не осталось. Никогда бы русский солдат не стал надевать форму людей, запятнавших себя такими зверствами.
Но Карлотта не сдавалась.