– Это был не несчастный случай, Джейк. Даже с твоим хваленым воображением ты не додумался до этого. Может, у тебя какая-то гендерная слепота на этот счет, типа никакая мать не способна на такое. Отцы – другое дело: никто и глазом не моргнет, если отец убьет своего ребенка, но сделай такое, если природа наградила тебя маткой, и все – мир взорвется. Сексизм, если разобраться, как считаешь? Эван этим не страдал, если хочешь знать. В его версии я порешила дочку среди ночи мясницким ножом и закопала на заднем дворе. Но ведь он меня знал. Как и мою дочь, не забывай. Знал, какой сукой она была.
Это что-то напомнило Джейку, само это слово. Но он не мог вспомнить что.
Анна вздохнула. Она все также держала телефон Джейка. Листала и удаляла фотографии. Джейк почувствовал, как где-то очень далеко кот, Уидби, замурчал у его ноги.
– Я разрешила этому быдлу похоронить ее, – сказала Анна. – Люди всегда хотят проявить участие, когда видят трагедию. Я бы с радостью сделала все сама. Кремировала тело – то есть, что от него оставалось. И типа развеяла прах. Я не страдаю сентиментальностью. Но они предложили сделать все за свой счет. И я сказала: «Не могу выразить, как я вам благодарна, вы вернули мне веру в людей, давайте помолимся». А потом я уехала в Афины.
Анна улыбнулась Джейку.
– Как тебе показались Афины? Можешь представить меня там? То есть я, конечно, залегла на дно. Не участвовала ни в каких мероприятиях. Там были сплошь студенческие союзы и футбол, все эти прически с начесом и «парни что надо», и все жили в этих задрипанных муравейниках. Я получила разрешение на отдельное проживание, сказав им, что только что потеряла мать и хочу побыть одна. Мне, что хорошо, даже не пришлось показываться у них в кабинете. Я всегда выглядела моложе своих лет, но не рассчитывала сойти за шестнадцатилетнюю. Особенно с такими волосами, – она снова улыбнулась Джейку. – Я тебе сказала, это случилось, когда умерла моя мама, и в каком-то смысле, так и было. В любом случае, в Джорджии я красилась в блондинку, – она усмехнулась. – Это мне помогло слиться с массами. Стать типичной крашеной блондинкой.
Джейк изо всех сил попытался повернуться набок, от нее, но не смог. Только его голова повернулась, и он увидел размытым взглядом полупустой стакан воды и совершенно пустые пузырьки.
– Викодин, – подсказала Анна. – И еще нечто под названием габапентин, мне его выписали от синдрома беспокойных ног. Усиливает действие опиоидов. Ты знал, что у меня синдром беспокойных ног? На самом деле нет, но я так сказала врачу. Этого никак нельзя проверить, тебе нужно просто пойти ко врачу и сказать: «Доктор! У меня сильное, необоримое побуждение двигать ногами. Особенно по ночам! Сопровождаемое неприятными ощущениями!» Тогда они решают, что у тебя дефицит железа и что-то там с нервами – и вуаля: диагноз готов. Я записалась прошлой осенью, на случай если они назначат какое-то обследование, прежде чем выписать лекарства, но эта врачиха сразу перешла к таблеткам, такая умница. Она еще дала мне оксикодон, от ужасных болей, и валиум добавила, когда я сказала, что какой-то чокнутый тролль обвиняет в интернете моего приятеля в плагиате и нас обоих это ужасно напрягает. Кстати, в супе был как раз валиум, – Джейк услышал смех Анны. – Это я добавила к маминому рецепту. Еще я дала тебе кое-что противорвотное, чтобы ты не выблевал все мои старания, когда я буду на полпути в Сиэтл. В любом случае, все это довольно неплохо сочетается, так что на твоем месте я бы расслабилась, – Анна вздохнула. – Слушай, я могу еще немного побыть с тобой. Пока у тебя самая трудная стадия, если хочешь. Ты хочешь? Сожми мне руку, если хочешь.
И Джейк, который не мог сказать, чего хочет, и уже забыл, что сказала ему Анна, почувствовал, как она сжала ему руку, и сжал в ответ.
– Хорошо, – сказала она. – Что еще? Ах… Афины. Я была рада вернуться к учебе. Молодежь совершенно не ценит образование, не считаешь? Когда я училась в школе, я смотрела на одноклассников, на брата и его друзей, и думала: «Это же фантастика! Сидеть весь день за партой и учиться. Почему вы все так говнитесь?» Мой брат, между прочим, был самым большим говнюком из всех. Ни разу за всю мою жизнь не спросил, как я себя чувствую, ни слова доброго от него не услышала, и я ничуть не жалела, что никогда больше его не увижу, но потом он стал пытаться выйти со мной на связь. В смысле, не со мной, а с Розой. И не потому, что вдруг проникся к ней участием. А потому, что решил продать дом. Может, потому что бар стал приносить убытки. А может, потому что снова подсел на наркотики, о чем я не знала, но, думаю, он рассудил, что не мог не посчитаться с моей дочерью, не опасаясь судебного иска. Я не отвечала на его звонки и письма, и в результате однажды зимой он явился в Джорджию. Я увидела, как он сидит в машине, перед «Садами Афины». К сожалению, он увидел меня первым.
Анна снова проверила время.