Она нажала ему на плечо, повернув на спину. Глаза у него то открывались, то закрывались. И он с трудом слышал ее.
– Так что все было клево. У меня был дом и работа, и авокадо в горшке, а затем, однажды вечером, на одном междусобойчике в Сиэтле, я услышала, как дамочки обсуждают книгу, которую читают, эту безумную историю о мамаше, убившей дочь и занявшей ее место. И я ушам своим не верю! Сижу и думаю: «Да быть того не может!» Я не думала, что история связана со мной, потому что не осталось никого, кто мог бы как-то пронюхать, к тому же я все вынесла из дома и после прочтения уничтожила. Я распихала флэшки и страницы по всем мусоркам на шоссе между штатами. Компьютер Эвана я утопила в биотуалете в Миссури! То есть это должно было быть какое-то безумное совпадение, если только мой гребаный братец не написал свою книгу в аду и отослал ее по почте в издательство «Люцифер и Вельзевул»,
Джейк ничего не сказал.
– Для твоей книги был отведен отдельный стол – тебе будет приятно услышать – в самом центре магазина. Я ведь знаю, как это важно для автора. И «Сорока» занимала восьмое место в списке на той неделе, как мне сказал парень в «Заливе Эллиот». Я не знала, что это за «список». Тогда еще не знала. Не то что теперь. Я поверить не могла, что мне придется платить деньги, чтобы прочитать мою историю.
Он поднял на нее затуманенный взгляд. Он уже с трудом понимал, какое отношение все это имеет к нему.
– Ух ты, – сказала Анна. – Твои зрачки. Они совсем как точки. И ты весь влажный и холодный. Как ты себя чувствуешь, не скажешь? Потому что, судя по всему, мы наблюдаем угнетенное дыхание (это медики так называют затрудненное дыхание), вялость, слабый пульс. А еще они иногда говорят об «изменениях в психическом состоянии», но я не очень представляю, что это значит. И потом, как я от тебя добьюсь, чтобы ты мне описал свое психическое состояние?
Психическое состояние Джейка сводилось к одному желанию – чтобы все это прекратилось. Но в то же время он чувствовал, что закричал бы, если бы только знал, как это сделать.
– Ненавижу обрывать историю на полуслове, – сказала Анна, – но, если задержусь, буду нервничать, что опоздаю на самолет, так что я отчаливаю. Я только хочу успокоить тебя насчет пары вещей прежде, чем уйду. Во-первых, я оставила уйму еды для кота, и воду тоже, так что о нем не волнуйся. Во-вторых, не хочу, чтобы ты переживал, как я управлюсь с твоим наследием. Мы ведь уже оформили юридически наши отношения, и твоя новая книга готова, так что не должно возникнуть никаких проблем. Я даже не удивлюсь, если «Сорока» снова взлетит на верхнюю строчку списка «Таймс» после такого, и, знаешь, если предложение из Франции и говорит о чем-то, так это о том, что и новую твою книгу ожидает теплый прием. Так что можешь порадоваться. Бывает, что следующая книга после хита разочаровывает, правда ведь? Но, в любом случае, можешь не волноваться, потому что как твоя вдова и распорядитель литературного наследия я сделаю все, что в моих силах, чтобы распорядиться твоим наследием как можно разумней, ведь это мой долг и – думаю, ты со мной согласишься, – мое право. И, наконец, я взяла на себя смелость написать что-то вроде предсмертной записки у тебя в телефоне, пока мы тут болтали, и я даю ясно понять, что не нужно искать виноватых и что ты пребываешь в ужасном отчаянии, поскольку, в общем, опуская частности, тебя кто-то травит по интернету и ты понятия не имеешь, кто это, но тебя обвиняют в плагиате, а это полный крах для любого писателя.
Она поднесла к нему телефон, его телефон, но он с трудом различал слова на экране. Это был последний текст в его жизни, а он его даже не написал, даже не составил и не заверил. Это было едва ли не самое худшее.