Подзаголовок пьесы - «литературный вариант». Это надо понять так, что автор и сам сознает незаконченность пьесы, как театрального представления. Незаконченность эта многообразна: действие ведется старомодно (с великой охотой действующие лица разговаривают сами с собой), намерения автора проступают во многих случаях с излишней наглядностью, причем намерения эти не отстоялись до степени искусства; отсюда - длинноты, ненатуральность разговоров, их напыщенность, цветистость, нарочитость; отсюда - ломающаяся линия характеристик, упрощенность их в одном случае, туманность в другом; отсюда - такие провалы, как примитивнейший, безмятежно благополучный конец пьесы.
Все это - недостатки; но характер писания Шухова таков, что недостатки должны с тем большей настойчивостью толкать его к углублению работы над пьесой. Особенный какой то настой, необычный, пряный, притягивающий, настой слов и мыслей - заставляет читать пьесу с волнением; слова тугие, гороховатые, часто неожиданные; степи Казакстана
Все это сделано угловато, сильно, несдержанно, с яростной и несовершенной борьбой страстей и дел...
Очень хочется просить т. Шухова продолжить работу над «Заговором мертвых». Ему по силам написать правдивое и яр-
кое произведение, в котором свойства его дарования нашли бы искреннее, гармоничное, не искаженное выражение.
ИБ.
23.9.38.{484}
Снова написано от руки привычными зелеными чернилами. Вот только слова выбраны совсем иные... «Гороховатый» — у Даля не сыскать! А это почвенный слой, сразу под подстилкой лиственного войлока: «гороховатый, или ореховый, горизонт, обыкновенно подзольного или зольного цвета, с заметным синеватым оттенком; вся эта масса <...> легко распадается на шарики или неправильные многогранники, величиной обыкновенно меньше мелкого лесного ореха»
Но отношение Бабеля к Шухову не было свободно и отличного момента. За год до рецензии, а именно 15 мая 1937 года, в «Литературной газете» появилась открытое письмо: «Уничтожить шуховщину!». Подписано: «Совет жен писателей». Что за совет? А это энергичные дамы, отхватившие именитых мужей, поняли, что от безделья и достатка спятить можно... И занялись общественной деятельностью. Стали обучать писателей морали. Возглавила беспокойных жен Тамара Каширина, мать единственного сына Бабеля — Эммануила, которому отчим — Всеволод Иванов — поменял имя на Михаил. А в письме было написано, что член Союза советских писателей, кандидат в члены партии И. Шухов «окружил себя компанией пропойц и насильников, издевался над своей женой, глумился над ней, избивал ее, таскал по полу за волосы, заставил сделать аборт, сжил со свету одного ребенка, инсценировал “общественный суд” над вторично забеременевшей женой, бил ее, беременную, по животу, так что новый ребенок умер через 30 минут после рождения...». Свое поведение Шухов мотивировал тем, что он «талантливый известный писатель» и его «жизнь нужна больше», чем жизнь его ребенка!{485}
Едва ли, впрочем, жёнсовет вцепился в Шухова по собственной инициативе. Потому, что неделей раньше (9 мая) писателя уже заклеймила «Комсомольская правда», а день в день с женским письмом на Шухова обрушилась сама «Правда» — сразу два автора из Алма-Аты обозвали обращение Шухова с женой и детьми «преступным и гнусным»{486}. И если жену он просто избивал, то прочих женщин пытался насиловать. В июле 37-го Шухова арестовали{487}, судили и приговорили к двум годам условно. А через год, благодаря вмешательству А.Я. Вышинского, приговор был вообще отменен. Так что
30 марта 1939 года Президиум Союза писателей пригласил Шухова переехать для творческой работы в Москву{488}. Только пьесу Шухова{489} так никто и не поставил.
Нынешние авторы полагают, что истинной причиной травли писателя стала его «связь с правотроцкистской организацией», после чего объявляют эту связь «мнимой»... Ничего нельзя понять!
Не проще ли допустить, что Шухов стал невольным участником чьей-то интриги — какие-то влиятельные лица мерялись силой... И борьба эта шла с переменным успехом, пока одна сторона (на счастье Шухова) не одержала победу...
Н. АНОВ. ДЕТСТВО.