Подоспело время пахать, под-осень. Дни пахнут грибной сыростью. И долго по утрам не тает густеющий над Каменкой туман. Наволочно.
Выйдет Митрич на двор, стоит посередь двора с непокрытой головою, подставляя розовую плешину под первый осенний дождь. Вздыхает Митрич, хмурится, ворчит:
- Эх, хе... Время-то для пахоты - золото. Одманул город беспременно. Дивуй бы - в долг, а то и задаток послали загодя. Не раз наказывали, чтобы не опоздали с машиной к пахоте. Эхе, хе. Нету внимания к мужицкому календарю.
Ворчит Митрич, голова от думы горячая. Только дождик мелкий освежает голову»{508}.
Похоже, что Ильф с Петровым имели в виду не просто «какого-нибудь писателя-середнячка» из крестьян, но сочинителя совершенно конкретного...
А Митрича переселили в Воронью слободку, сохранив главные его отличительные черты: «социального преобразователя, осознающего себя строителем и руководителем жизни, обладающего бодрым, эмоционально-повышенным, радостно-трудовым восприятием действительности»{509} и образную народную речь («Лексика произведений Д. носит явные следы крестьянского происхождения (гребтить, несусветный, костерят, спростали)»{510}.
«Новый роман из быта современной деревни» мог оказаться романом «Живая жизнь», напечатанным в 1930 году московским издательством «ЗиФ» («Земля и Фабрика»). А, может, под «Живой жизнью» надо понимать другой обещанный роман Дорогойченко — «Молодежь»? Ведь героиня «Живой жизни» — это студентка-коммунистка Нина, приехавшая в деревню на практику, и роман сей представляет собой ее записки...
Но одно можно сказать с уверенностью: что бы ни представлял собой роман «Молодежь», в издательстве «Московский рабочий» он не выходил!
Зато Бруно Ясенский был с «Московским рабочим» связан прочно — его роман «Я жгу Париж» в этом издательстве вышел четырежды: в 1928-м, 1929-м и еще два издания в 1930 году!
А вот роман «Дандосы» ни в «Московском рабочем» и ни в каком другом издательстве так и не появился... В чем причина? Обратимся к биографии, точнее — автобиографии писателя. И там мы прочтем, что, эмигрировав из Польши во Францию, Ясенский испытал острую
«потребность принимать активное участие в развертывающихся вокруг классовых боях посредством неотразимого оружия художественного слова заставила меня забросить стихи и сесть за прозу. Результатом трехмесячной работы и явилось мое первое прозаическое произведение - роман “Я жгу Париж”.
Активная работа в рядах французской компартии лучше теоретических размышлений научила меня применять литературное творчество к задачам повседневной партийной агитации и пропаганды. <...>
Весной 1928 года я был послан на работу в Северный угольный бассейн (департаменты Норд и Па-де-Кале). Время было горячее, после больших провалов и массовых высылок. Пробираясь с шахты на шахту, укрываясь по горняцким поселкам, собирал попутно материалы и заметки для большого романа “Бандосы” из жизни польских горняков во Франции.
Начатый роман пришлось отложить в сторону. После возвращения в Париж, - как раз в это время печатался в “Юманите” мой роман “Я жгу Париж”, - я был неожиданно арестован
и выслан из Франции, якобы потому, что мой роман открыто призывал к низвержению существующего строя»{511}.
Итак, роман назывался не «Дандосы», а «Бандосы»... Но и этот роман нигде не выходил! Почему? В автобиографии Ясенский раскрыл секрет:
«Думаю закончить роман “Бандосы” начатый еще во Франции, но большой роман требует больше свободного времени. Может быть, получу когда-нибудь более продолжительный отпуск, тогда засяду и закончу обязательно»{512}.
Это написано в 1931 году. А если к этому времени роман не был закончен, то уж точно его не было и в 1929-м!
Из четырех упомянутых в заметке писателей творческими планами делится лишь один — Дорогойченко: «закончил новый роман... подготовил к печати... работает над романом...». Но о каждом сказано, в каком издательстве его книга будет напечатана. А это значит, что информацию корреспондент «Вечернего Киева» получил от московских издательств — «Земля и Фабрика», «Московский Рабочий», «Молодая гвардия»...
Дорогойченко свой роман «Молодежь», если и опубликовал, то в другом издательстве. Ясенский «Бандосов» не написал... Роман Бабеля в свет не вышел. Но издательство могло сообщать только о тех книгах, которые были включены в план. А чтобы включить книгу в план, издательство должно было подписать с автором договор. Знаем ли мы что-нибудь о таком договоре с Бабелем?
Конечно! — 9 июня 1929 года из Ростова на-Дону Бабель отправил письмо редактору издательства «Земля и Фабрика» Головкину Н. А.:
«Дорогой т. Головкин.
Значит, мы оба живы. Это очень хорошо. Еще мы завинтим дела. Не могу Вам сказать, как я обрадовался, получив от Вас весточку. Видно, не скоро еще нас черти приберут. Договоры Вы, верно, поручаете составлять уполномоченным дьявола. Я написал Ионову, что я думаю об этом адском измышлении.