Читаем Сюжет Бабеля полностью

Подписал я его в надежде разжалобить Вас после представления материала. Получив это послание, забудьте о шапке, о предстоящем отпуске, о чистке соваппарата и, схватив в кулак деньги, мчитесь на телеграф. Как бы мне не издохнуть до получения денег. Очень уж Вы задержали отсылку договора. В надежде на гонорарий я приобрел себе выдающегося качества парусиновые штаны и вышитую малороссийскую рубашку. И такой это был необдуманный поступок, что обедаю я теперь только в гостях. Шлите деньги, а то некому будет писать.

Ваш И. Бабель»{513}

Так что письмо известно, и повод понятен: договор подписан, платите аванс! И условия договора, как следует из письма, были самые кабальные... Не знали мы только, что именно Бабель издательству предложил...

И вот теперь туман рассеялся — это был роман!

Остается понять: о чем Бабель в означенном романе хотел рассказать? Об этом ни в письме, ни в газетной заметке не сказано ни слова. Но обратим внимание на дальнейшие поступки Бабеля. А он 29 июня 1929 года шлет из Ростова письмо родным:

«Сегодня уезжаю в Харьков (там надо мне поработать в архивах гражданской войны), потом в Киев, где есть у меня денежные расчеты с кинофабрикой. В Ростов рассчитываю вернуться числа 10-12 июля»{514}.

Поиски документов о гражданской войне в архивах Харькова (в ту пору столицы Украины) могли быть связаны лишь с описанием событий гражданской войны на Украине. Романа об этом Бабель не написал. Но вспомним его жалобы во втором письме Кагановичу (см. выше, в статье «Песнь Лазаря»):

«Я не могу работать, не могу привести к окончанию начатые «работы (в их числе - пьеса, которую надо сдать в театре не позже августа, роман о петлюровщине <...>)»

Мы-то полагали, что «роман о петлюровщине» Бабель придумал на ходу... А он, ведь, мог просто вспомнить о еще одном неисполненном своем обещании...

Приложение 1 В.Е. Жаботинский «Наброски без заглавия»{515}

За автором недавно у нас поставленного «Короля» есть одна видная заслуга в той отрасли русской литературы, которая... которую... которую не знаю как назвать. Даже не знаю, вполне ли тут подходит слово «русская» литература: ведь еще вопрос, определяется ли национальность литературного произведения только его языком. С другой стороны еще больший вопрос, можно ли зачислить г. Юшкевича ohne weiteres в литературу того народа, из которого он происходит и о котором пишет. В виду несчетного множества языков, на которых пишут в разных странах еврейские авторы, вообще очень трудно установить границы понятия «еврейская литература», так чтобы сразу видно было, кто сюда относится и кто принадлежит к другому ведомству. Потому придется ту метисообразную отрасль, в которой развивает свое творчество г. Юшкевич, определить неуклюжей описательной формулой: г. Юшкевич относится к разряду писателей евреев, пишущих на русском языке художественные произведения, посвященные изображению еврейского быта — И в ряду этих писателей г. Юшкевич имеет за собою крупную заслугу.

Не знаю, причина ли тому его большой талант, и не буду разбирать вопроса, действительно ли он ни насколько талантливее других своих коллег по разряду, старых и новых, меньше известных русской публике или ей совсем неизвестных — Наумова, О. Рабиновича, Бен-Ами, Ан-ского, Айзмана и еще других. Замечу только, что одно несомненно: г. Юшкевич сильнее своих предшественников и ныне здравствующих соратников.

Сила его — особенного свойства; придирчивый судья не без оговорок даровал бы ей свое признание. Это не сила большого молотобойца, который может, когда захочет, сконцентрировать ее в одном моменте, оглушить вас одним ударом и в блеске одной полумгновенной молнии вдруг показать вам всю пропасть земного ужаса. Г. Юшкевич действует иначе. Он кропотлив и терпелив: он собирает ужас по горошинке, складывает горошины в тучу, и опять накладывает, и еще подсыпает, настойчиво, неутомимо, неотвязчиво, пока над душою читателя его книги или зрителя его пьесы не повиснет бесформенное стопудовое бремя под которым сгибаешься и которого не можешь стряхнуть. Если хотите, вся художественная манера г. Юшкевича дана в известной сцене из повести «Евреи», где старый Шлойме рассказывает Нахману статистику ихнего дома. Номер пятый. Две дочери. Продаются. Номер седьмой. Три дочери. Продаются. Номер восьмой. Одна дочь. В больнице... Номер плюс номер, дочка плюс дочка — в сумме получается нечто действительно подавляющее, и это нечто мы называем силой, хотя имели бы одинаковое право назвать это тяжестью. Но каков бы ни был органический состав впечатления, которое оставляет Юшкевич, это впечатление во всяком случае очень велико, и потому его заслуга, о которой я сейчас скажу, приобретает особенную ценность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Марк Твен
Марк Твен

Литературное наследие Марка Твена вошло в сокровищницу мировой культуры, став достоянием трудового человечества.Великие демократические традиции в каждой национальной литературе живой нитью связывают прошлое с настоящим, освящают давностью благородную борьбу передовой литературы за мир, свободу и счастье человечества.За пятидесятилетний период своей литературной деятельности Марк Твен — сатирик и юморист — создал изумительную по глубине, широте и динамичности картину жизни народа.Несмотря на препоны, которые чинил ему правящий класс США, борясь и страдая, преодолевая собственные заблуждения, Марк Твен при жизни мужественно выполнял долг писателя-гражданина и защищал правду в произведениях, опубликованных после его смерти. Все лучшее, что создано Марком Твеном, отражает надежды, страдания и протест широких народных масс его родины. Эта связь Твена-художника с борющимся народом определила сильные стороны творчества писателя, сделала его одним из виднейших представителей критического реализма.Источник: http://s-clemens.ru/ — «Марк Твен».

Мария Нестеровна Боброва , Мария Несторовна Боброва

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Образование и наука / Документальное