Сюжет Бабеля

Чудом сохранившийся в районном ЗАГСе список умерших за период с 17 апреля по 10 сентября 1933 года — пик Голодомора — свидетельствует, что за 5 месяцев скончались 227 жителей села Великая Старица. В январе 1927 года там проживало 1806 человек, а 10 лет спустя (по переписи 1937-го) в живых осталось всего 436 — меньше четверти.

Среди мертвых и Гришка Савченко, любовник Гапы Гужвы, — полное имя: Савченко Григорий Павлович, единоличник, скончавшийся в возрасте 29 лет. Значит, на момент действия рассказа, весной 1930-го, ему было всего двадцать шесть...

И еще Ивга Романовна Мовчан, 50-летняя умершая куркулька{305}.

Единоличник, куркулька... — при советской власти и перед смертью равенства не было. Но данное указание заслуживает особого внимания, поскольку у Бабеля Ивга Мовчан упомянута один-единственный раз: Колывушка «подошел к столу, за которым сидел президиум — батрачка Ивга Мовчан, голова Евдоким и безмолвный Адриян Моринец»...

Как куркулька обернулась батрачкой? — или Бабеля ввели в заблуждение?.. Или сам писатель с какой-то целью пошел наперекор реальности?.. А затем, во избежание возмущения прототипов, заменил подлинное название села придуманным?

Таким образом, даже наличие у села и персонажей реальных прототипов не превращает книгу Бабеля в отчет о действительных событиях.

Каким же был замысел книги? Уже отмечалось, что среди произведений Бабеля «Великая Криница» выделяется отсутствием еврейских персонажей. Объяснять такую ситуацию тем обстоятельством, что в книге описывался процесс коллективизации в украинской деревне, конечно, возможно. Но, даже отставив в сторону инсинуации об ответственности евреев за коллективизацию и Голодомор, вспомним, что прототипом Давыдова в «Поднятой целине» был объявлен председатель колхоза им. М.В. Фрунзе в станице Вёшенской Плоткин Або Аронович (станичникам он представился Андреем).

Поэтому нельзя исключить, что отсутствие еврейских персонажей в сохранившихся фрагментах определялось замыслом книги — замыслом, который первоначально был иным.

В селе Великая Старица Бабель побывал в феврале-марте 1930 года. А год спустя, 11 февраля 1931 года, в письме матери и сестре он сообщал:

«<...> несколько дней пробуду в Москве, потом поеду на юг через Киев. В Киеве мне нужно побывать в Правлении Вуфку, для которого я эпизодически исполняю кое-какие безымянные работы, потом хочу еще побывать в приснопамятной Великой Старице, оставившей во мне одно из самых резких воспоминаний за всю жизнь. Потом проеду южнее в новые еврейские “мужичьи” колонии».

6 марта, уже находясь в Киеве, он — в письме И.Л. и Л.Н. Лившицам — это свое намерение подтвердил:

«Курс я попрежнему держу на евр[ейский] колхоз или колонию. Очень больно, что задерживаюсь. Может, числа 10-го выеду»{306}.

В силу чего можно предположить, что первоначально книга мыслилась как параллельное описание процессов создания украинского и еврейского колхозов. Но, то ли потому, что до еврейских колхозников Бабель так и не добрался, то ли по иной какой причине, замысел изменился. И сегодня мы имеем дело со второй редакцией книги, построенной как-то иначе. Как?

Например, рассказ «Гапа Гужва» самим Бабелем назван первой главой. И в этой главе уполномоченного РИКа по коллективизации Ивашко снимают с должности. Однако, в главе «Колывушка», явно не первой, Ивашко вполне деятелен и проводит раскулачивание. Следовательно, в книге «Великая Криница» хронологический порядок действий (подобно «Конармии») был принесен в жертву сюжету. И «Гапа Гужва» — первая глава — задавала тон всей книге.

Заслуживает внимание и само отстранение Устима Ивашко от должности. В истории села похожие прискорбные факты действительно имели место. Например, 31 августа 1931 года председатель Бориспольского райисполкома телеграммой распустил и в полном составе отдал под суд весь Велико-Старицкий сельсовет. Причина — срыв хлебозаготовок и бездеятельность в деле проведения коллективизации{307}.

Так что в увольнении уполномоченного райисполкома Ивашко ничего удивительного нет. И то, что в анналах Великой Старицы информации о таком решении мы пока не нашли, сути дела не меняет.

Удивительно — кто заменил Ивашко. Не представитель райисполкома или райкома партии, не двадцатипятитысячник... Даже не сотрудник НКВД...

Коллективизацию осуществляет прибывший из села Воронькова тамошний судья Осмоловский. И этому судье героиня рассказа задает один единственный вопрос:

«- Судья, - сказала Гапа, - что с блядьми будет?..

Осмоловский поднял лицо, обтянутое рябоватым огнем.

- Выведутся.

- Житье будет блядям или нет?

- Будет, - сказал судья, - только другое, лучшее».

Какая связь между этим вопросом и колхозным строительством? Как будто, никакой. Но это при обычном взгляде на коллективизацию. А Бабель, видимо, смотрел на нее иначе, потому что ответ на этот вопрос был уже дан и дан давным-давно:

«Истинно говорю вам, мытари и блудницы вперед вас войдут в царство Божие»... (Евангелие от Матфея, глава 21, стих 31).