Сиваш

К этой телеграмме Слащев приписал: пусть Орлов отчитается в тридцати миллионах рублей и пятистах пятидесяти полных комплектах обмундирования, пусть явится на суд, иначе он — вор. Он украл десять миллионов рублей, не выдав жалованья своим солдатам. Пятьсот пятьдесят комплектов английского обмундирования взял на триста человек.

Орлов представился мелким и глупым, а сам себе Олег — просто дурачком. Он стал читать про спекулянтов, валютчиков и прожигателей жизни, объявления о купле-продаже бриллиантов — оценщики, знатоки драгоценных камней нарасхват. По всему южному берегу Крыма под всплески волн разносятся смех кокоток и выстрелы самоубийц. В гостинице «Джалита» покончили с собой двое: военный чиновник и уполномоченный Министерства земледелия, некий господин Маркевич. Проворовались, а уплыть за море не смогли… Деляга-врач за золото дает справку о незаразности, чтобы выпустили из «мышеловки» в Париж… Словом, никаких открытий…

Лиц, отнявших на улице Эмира Бухарского бумажники у двух прохожих… просили оставить деньги при, себе, документы же, фотографические карточки, русские и заграничные паспорта, а также записную книжку доставить по адресу… О размере вознаграждения готовы вести переговоры… Ловко! Грабители получат вознаграждение.

Некая Мария Михайловна умоляла некую Марусю вернуться: «Твое отсутствие убьет меня». Наверно, дочка сбежала с офицером… Девять врачей-венерологов предлагали свои услуги…

«Что-то уж очень подло, — думал Олег. — Чем это кончится? Вокруг Черное море, на севере Сиваш и огонь… Не уйдешь дальше соседней улицы, где кинематограф «Последнее танго» и «Дама червей» — свет от электрической станции обеспечен…»

Олег отправился бродить по городу. Ходить, смотреть, слушать, что услышится… А не сорвать ли с себя погоны, скажем, скрыться под лохмотьями?

Помнил, как давно его, маленького, возили к морю, останавливались в Симферополе, а любивший красочные сборища отец ходил с ним на базар — на огромную, застроенную деревянными и полотняными балаганами, битком набитую народом площадь с фонтаном посредине. Немцы-колонисты на повозках с хлебом, с картофелем, татары на скрипучих мажарах с дровами, арбузами, дынями, армяне, русские, евреи — все продают, покупают, шумят. Полуголые цыганята вертятся вокруг барынь, вырывают у них из рук тяжелые покупки — за грош понесут хоть на другой конец города… На земле горы тыкв, яблок, груш. На разостланных ряднах холмики лука, чеснока, разных сортов орехов, зеленого и красного перца, помидоров, фиолетовых баклажан. На длинных прилавках продавали всякую всячину, земляное мыло — кил, которым гречанки и татарки моют голову. Слышались скрипка, бубен, цыганская музыка. Выплясывали цыганы и с ними русские после стаканчика… Печально понурясь, у выезда из города стояли рядами волы, коровы. А дальше гарцевали перед покупателями цыганы, продавали лошадей. Пестро, шумно. Пахло семечками, по́том.

Сейчас базар был странный. Полно людей — не пробиться, но казалось, люди бессмысленно толклись, кружились, беспрестанно встречались, вновь расходились, глядели под ноги, будто искали давно потерянное, нечто чудесное, необходимое… Наконец Олег заметил, как они приподнимают край гимнастерки, отворачивают борт пиджака, показывают торчащие из карманов желтые свертки белья, пачки табака. На ладонях часы…

Хоть и бессмысленна жизнь, а есть хочется, за большие деньги купил два чебурека. Двинулся по главной улице вдоль сверкающих пустых магазинов, по Пушкинской мимо Дворянского театра, — Вертинский тут! Потом прошелся под акациями и каштанами тенистой, мрачноватой Дворянской, где за деревьями не видно уездных некрасивых домов.

Жарко. Брел устало. На углу красовалась нарядная, дорогая рессорная «гейша» — линейка с ярко-красными спицами колес, с мягким плюшевым сиденьем под белым шелковым с фигурными краями балдахином на резных красных стойках.

Хозяин «гейши», татарин в красной феске, ждал седока, сложив накрест кривые тонкие ноги. Олег плюхнулся на бархатное сиденье. Татарин спросил:

— Пжалуста?..

То есть куда везти. Олег неопределенно махнул рукой: «Куда хочешь…»

Мягко подрагивая, «гейша» поплыла. Под балдахином в тени Олег покачивался, изредка обнимал стойку. Когда извозчик оборачивался и спрашивал: «Пжалуста?» — Олег кивал.

Так он оказался в татарской части города, в лабиринте глухих, узких, запутанных улочек без домов, из одних сплошных, довольно высоких стен-оград.