Сиверсия

– Давай.

Хабаров бросил куртку на свободный стул, сел напротив.

– Итак… – внимательно и спокойно он смотрел в глаза Лаврикову.

Тот смутился. Не так ему представлялось начало этого разговора, мысленно проигранного десятки раз.

– Знаешь, в глупых фильмах видел не раз, как друг уводит девушку у друга. Думал, не про меня, – наконец, сказал Лавриков.

Глаза Хабарова блеснули холодно и недобро. Но это было лишь короткое мгновение. Он тут же овладел собой, потянулся к чаю, не торопясь сделал пару больших глотков и аккуратно поставил чашку на маленькое с васильковыми цветами блюдечко. По его лицу ничего не читалось.

– Саня, что ты молчишь?

– У тебя фильм с субтитрами.

Служебный «Рафик», развозивший спасателей по домам после дежурства, едва не увяз в тесном, заваленном снегом дворике.

– Саня, в следующий раз на проспект выходи. Во двор не поеду. У вас не чистят совсем. А то засядем всей честной компанией до масленицы.

Хабаров наскоро попрощался и по узенькой тропинке, протоптанной ранними прохожими, напрямик, через детскую площадку, пошел к подьезду.

После щедрого утреннего морозца спертый, вонючий воздух подъезда неприятно вполз в ноздри. Лифт не работал. Из шахты был слышен неуверенный металлический скрежет и добротный уверенный мат.

«Дармоеды! Одиннадцатый раз за месяц … – раздраженно подумал Хабаров. – Если бы мы так работали…»

На лестнице между первым и вторым этажами чья-то собачка сделала свои нехитрые дела. На площадке второго этажа у люка мусоропровода валялся разорванный полиэтиленовый пакет и вывалившийся из него мусор.

«Россия и помойка. Даже страшно от объединяющих ассоциаций…»

На площадке третьего этажа, свернувшись калачиком, на подоконнике спал мальчик. Босые ноги были едва прикрыты полой засаленной осенней куртки на рыбьем меху.

– Антоха, вставай! Простудишься.

Хабаров потрепал мальчишку по волосам.

В ответ тот промычал что-то бессвязное, отмахнулся, а потом вдруг вскочил, так резво, что Хабаров едва успел подхватить маленькое тщедушное тельце, падающее на пол с подоконника.

– Тихо-тихо! Забыл, брат, что «диванчик» узковат.

– Ой, это вы, дядя Саша. Я думал, менты… Вы с дежурства?

Хабаров присел перед Антоном на корточки.

– С дежурства. Ты всю ночь здесь?

Ребенок вздохнул, отвернулся.

– Привыкаю к самостоятельной жизни.

– Твои опять гуляют? Двор, надо думать, два дня не чистили.

Антон кивнул.

– Слушай, а чего мы здесь-то? Пойдем завтракать!

Хабаров подал мальчонке руку.

– Дядя Саша, вы опять будете со мною возиться, как с маленьким. В свои двенадцать мне это неудобно.

Хабаров нахмурился.

– Давай по-взрослому. Я готовлю завтрак. Ты моешь посуду.

Антону нравилось бывать у Хабарова. Нравилось за столом на кухне вести взрослые разговоры «о жизни». Нравилось разглядывать необычные фотографии на стенах, где Хабаров и какие-то незнакомые Антону, но приятные улыбающиеся люди были запечатлены то в красивых костюмах парашютистов у вертолета, то за рулем, то сражающимися на мечах, то на татами в спортивном зале, то верхом на лошадях или просто сидящими у костра на лесной опушке. Ему нравилось лежать на громадном мягком диване в гостиной и подолгу разглядывать картинки в красочных толстых журналах о кино. Ему нравилось под чутким присмотром Хабарова одолевать китайскую азбуку хабаровского ноутбука. Нравилось «резаться на шоколадки» в «стрелялки» и «ходилки» игровой приставки «Сега». Причем в конце серии игр, при любом исходе, все шоколадки доставались все равно Антону. Ему нравилось смотреть кино на громадном плоском телеэкране. Нравилось просто сидеть в уголке и ощущать уютное тепло и заботу, надежное – в этом он не сомневался – мужское плечо.

– Скажите, дядя Саша, а вас когда-нибудь обманывали?

Хабаров внимательно посмотрел на мальчишку, который с аппетитом жевал сардельку, приправленную сладким соусом.

– Было такое, – честно ответил Хабаров.

– Неужели все люди обманывают?

– Знаешь, бывает ведь разный обман. Обман ради обмана, низкий и отвратительный. Есть обман во спасение.

– Неужели это обязательно – врать?

– Иногда без этого не обойтись.

– И вы тоже обманывали?

– Было дело, – Хабаров улыбнулся, глядя, как на лице Антона нарисовалось разочарование. – У меня заболел друг. Очень сильно. Врач сказал мне, что ему не помочь. Я знал, что говорить ему про это нельзя. Знаешь, у человека всегда должна оставаться надежда.

Мальчишка нахмурился.

– Это другое, дядя Саша. Мои родители врут друг другу постоянно. Не из-за чего-то там. Они просто так живут. И нет у них никакой надежды. И у меня тоже нет… – вздохнув, добавил он.

Хабаров погладил его по коротко стриженым волосам, улыбнулся.

– У тебя все только начинается. Тренируй характер. В жизни, брат, оставаться человеком очень трудно. Подчас это самое трудное на свете. Ты не поверишь, но ты в более выигрышном положении по сравнению со своими лакированными сверстниками. Ты раньше узнаешь жизнь. Ты научишься бороться.

– Ничего я не умею, – возразил Антоха, но было видно, что слова Хабарова его приятно задели. – Спать на подоконнике – это не достижение.

– Вот что…