Сивилла

В течение одной недели — той самой, во время которой удалось вскрыть момент первой диссоциации, — Тедди информировала Сивиллу несколько раз:

— Здесь был Майк, минут пятнадцать, за завтраком. Я спросила его, что он любит рисовать. Он ответил, что автомобили, поезда и автобусы.

— В три часа ночи здесь была Ванесса. «Я переоденусь и уйду, — сказала она. — У меня занятия. Так написано в расписании, которое я составила утром». Я велела ей лечь обратно в постель.

(Сивилла по этому поводу заметила: «Возможно, Ванесса мне ближе всех из них. Обычно она продолжает заботиться о том, что было начато по моей инициативе. Это я составила такое расписание занятий».)

— В два часа появилась Мэри и попыталась уговорить меня поехать с ней в какой-то другой город. Когда я сказала: «Не сейчас», она так разрыдалась, словно у нее сердце рвалось на части.

(Сивилла заметила: «Мэри выплакивает те слезы, которые не могу пролить я».)

То, что Тедди сообщала на словах, Капри, кошка Сивиллы, демонстрировала своим поведением. «Приходя в себя», Сивилла научилась безошибочно выяснять по поведению кошки, какое из ее других «я» присутствовало до этого. С Мэри Капри была тихой, ласковой, любила залезать на руки, чтобы ее гладили. С Марсией кошка довольно урчала и терлась мордой о ее лицо.

А вот в присутствии Пегги Лу Капри нервничала и поведение ее полностью менялось. Инстинктивно чувствуя появление Пегги Лу, кошка бегала по всей квартире, время от времени прыгая на колени или плечо Пегги Лу. «Милая моя старушка», — говорила Пегги Лу, прижимая к себе животное чуть сильнее, чем следовало бы. Но Капри не возражала против этого. Кошка, которая без колебаний могла поцарапать кого угодно, никогда не трогала Пегги Лу.

— Возможно, — съязвила Сивилла, — у Капри тоже расщепление личности.

Хотя это ироничное замечание и соответствовало фактам невеселого существования Сивиллы, оно не могло скрыть другого факта: ее сознательная жизнь, после поездки в Филадельфию вновь ставшая серией разрозненных эпизодов, начинала все больше пугать ее.

Если в состоянии бодрствования Сивилла дистанцировалась от своих чувств, то во сне она приближалась к истинному пониманию себя, поскольку спящая Сивилла находилась в полной власти подсознания. В сновидениях Сивилла была ближе к интеграции, чем в какое-либо иное время. Принцип «проспись и забудь» к ней не относился. Бодрствовать — значило забывать; спать — значило вспоминать. Сновидения возвращали ее к исходным событиям, вызвавшим расщепление, к событиям, которые в состоянии бодрствования воспроизводились в ее альтернативных «я».

В течение той недели, когда Сивилла узнала, что у нее с трех с половиной лет существует несколько личностей, ей, к примеру, снилось, что она едет в поезде дальнего следования до самой последней станции. Поезд внезапно останавливается. Нехотя встав со скамьи, она идет в конец вагона, чтобы выглянуть в заднее окно и выяснить причину задержки.

Она наблюдает процесс строительства какой-то огромной платформы на мощных выступающих опорах. Ясно, что поезд не сможет продолжать путь, пока эта платформа, которую строит ее отец, не будет завершена.

Необъяснимым образом Сивилла оказывается уже не в поезде, а на каком-то складе. Выглядывая из окна склада, она замечает что-то желто-белое, пытающееся переползти через порог и выбраться наружу. Это котенок.

Сивилла наблюдает, как это маленькое трогательное существо трется носиком о порог, как будто в поисках пищи. Движения у него неуверенные, запинающиеся. Она думает: может быть, он парализован? Потом она понимает, что он умирает от голода.

В нескольких метрах от котенка ее ждет ужасное зрелище — обезглавленное тело кошки, его матери. Голова валяется в нескольких сантиметрах от тела. Неподалеку лежат, тесно прижавшись друг к другу, еще три котенка. Поначалу Сивилла не замечает их, но они, судя по всему, еще ближе к голодной смерти, чем первый котенок.

«Я заберу их домой», — думает Сивилла и выбегает из склада на улицу. Может быть, Капри полюбит их, и они станут счастливым семейством.

Но прежде всего Сивилла должна избавиться от кошки-матери. Брезгливо ухватив вначале голову, а потом тело, она бросает их в реку, протекающую рядом со складом. Но останки падают неподалеку от берега, где совсем мелко. И Сивилла ругает себя за то, что не забросила расчлененную кошку-мать подальше, так как эти куски наверняка прибьет обратно к берегу.

Подавив свой страх, Сивилла переносит внимание на группу из трех котят. Она наклоняется, чтобы поднять их, — и в изумлении видит, что под ними лежат еще три котенка, которых она до сих пор не замечала.

Неизвестно откуда появляется покрывало в белую и розовую полоску, похожее на то, которым застелена ее постель. Положив покрывало на дно какого-то ящика и бормоча: «Ах вы, бедные киски», Сивилла кладет котят на покрывало. Она направляется к дому в поисках человека, который мог бы посоветовать ей, как лучше ухаживать за котятами, — и просыпается.