Сивилла

Ни Сивилла, ни ее отец не упоминали, планирует ли она приехать навестить его. Я никаких советов по этому поводу не давала, потому что не знаю, в состоянии ли она обойтись без вас. Похоже, они оба не сознают серьезности его болезни. Мистер Дорсетт все время говорит, что через несколько дней ему станет лучше. Врачи дают ему достаточное количество лекарств, чтобы он не чувствовал боли, но эти лекарства нарушают у него ясность мышления. Он уже больше недели не спрашивает, есть ли письма от Сивиллы, хотя всегда придавал им огромное значение. Когда в последний раз я пыталась прочесть ему одно из писем, он остановил меня.

Я была бы рада принять Сивиллу, если бы могла позаботиться о ней, но, честно говоря, это меня уже давно беспокоит. Вы знаете, что мне приходится ходить на работу и я не могу оставаться с ней днем.

Буду рада услышать от Вас советы и рекомендации.

Спустя две недели доктор Уилбур сообщила Сивилле о смерти Уилларда. Сивилла восприняла эту новость спокойно, в отличие от Мэри, которая беззаветно любила отца. Сивилла не хотела ехать на похороны, и именно ее решение взяло верх. Однако в ночь после похорон Сивилле приснился сон, будто она находится на каком-то приеме и доктор Уилбур говорит ей, что отец умер. «Он не умер, не умер», — услышала Сивилла свой собственный протест. Потом она побежала на террасу и увидела, что отец жив и лежит в постели, окруженный какими-то людьми. Она бросилась к нему и стала рядом на колени, продолжая кричать: «Он не умер, не умер».

Однако на самом деле Уиллард умер для Сивиллы гораздо более разрушительным образом, чем она могла представить. Сообщение от Фриды, что Уиллард оставил свою дочь без гроша, поставило Сивиллу перед ужасной правдой, к которой ее уже подготовили сны.

— Видите ли, Сивилла, — говорила доктор Уилбур, утешая ее, — у вас всегда был сильный эдипов комплекс по отношению к отцу, но в то же время вы всегда ненавидели его. Та, исходная Сивилла ненавидела и отца, и мать.

Ненависть эта подпитывалась воспоминанием о словах отца, которые теперь звучали издевательски: «Если со мной что-нибудь случится, ты будешь обеспечена».

Обеспечена? С прекращением субсидий от отца, оставшись без наследства, Сивилла не знала, как свести концы с концами. К счастью, у нее уже была степень магистра искусств и она успела завершить программу первичного медицинского образования с курсом химии. Так что об оплате за учебу можно было не беспокоиться. Однако оставались неоплаченными сеансы анализа — своего рода инвестиции доктора Уилбур в достижение интеграции Сивиллы. Она воспринимала это как долгосрочную ссуду с последующей выплатой. Что касалось оплаты квартиры, еды, одежды и других предметов первой необходимости, то здесь Сивилла находилась на иждивении друзей. Это она тоже рассматривала как ссуду. Кроме того, у нее были кое-какие мелкие заработки от эпизодически подворачивающихся уроков и от продажи картин. (В Уэстчестерской больнице она больше не работала.) И еще имелась временная работа в прачечной, на которую ее устроила Ванесса.

Между тем анализ, подталкиваемый импульсом гнева, который Сивилла получила возможность ощущать, давал заметные результаты. Вики эффективно объединяла разные «я», рассказывая им о прошлом и настоящем тотальной Сивиллы Дорсетт. «Эта компания, — говорила Вики доктору Уилбур, — начинает становиться дружной».

Больше не существовало двух Пегги, зато вернулась Пегги Луизиана. Эта консолидированная Пегги с юмором воспринимала перспективу воссоединения с Сивиллой. Как-то утром майского дня 1962 года одетая в свободный плащ, хитро прищурившаяся Пегги вошла в кабинет доктора, заглянула под столы и кресла и наконец торжественно объявила:

— Мы должны добраться до сути наших травм. Это потребует настоящей детективной работы, доктор Уилбур, — я хочу сказать, доктор Ватсон.

— Ну-ну, мистер Холмс, и что же мы обнаружим сегодня? — спросила доктор Уилбур.

— Кусочки головоломки, доктор Ватсон. Кусочки, которые помогут нам решить эту необычную загадку, — ответила Пегги.

В течение трех следующих дней Пегги продолжала разыгрывать роль Шерлока Холмса, активно сотрудничая в выявлении и уничтожении травм прошлого.

Потом неожиданно, как раз тогда, когда доктор Уилбур начала думать, что интеграция находится на расстоянии вытянутой руки, Мэри впала в тяжелую депрессию.

Сидевшая в кабинете доктора в начале июня 1962 года Мэри была настолько подавлена, что не могла разговаривать. На следующий день никто из «я» не явился на сеанс. Доктор Уилбур позвонила Сивилле домой, но никто не ответил. Когда наконец она смогла попасть в квартиру, то оказалось, что Мэри забилась под комод и не желает вылезать. Вытащив оттуда Мэри, доктор уложила ее в постель. На следующий день, когда опять никто не явился на сеанс, доктор Уилбур снова отправилась на квартиру Сивиллы, где разыгралась та же самая сцена. Представление это повторялось еще много раз.

В один из таких дней Мэри кипела от злости:

— Я здесь.

— Где?